Книга Истоки медвежьей Руси - Марина Леонтьева

Приведенные свидетельства подтверждают версию, что русь появилась задолго до похода князя Олега в Киев. Причем зародилась русь, как этнос и как географическое понятие, именно на Севере, в долетописные незапамятные времена, но об этом почему-то умолчал наш Нестор. Что же его смутило?

Как видно из ПВЛ, монах очень путается с началом Русской земли: «В лето 6360 (852), индикта 15 день, наченшню Михаилу царствовати, нача ся прозывати Руская земля»[317]. Хотя, как известно, византийский император Михаил III взошел на престол на 10 лет раньше, в 842 году. Причем такое суждение Нестор вынес из какого-то «летописания греческого», где упоминается, как русь приходила в Константинополь. Есть все основания полагать, что одним из источников для написания «Повести временных лет» послужила «Хроника Георгия Амартола», по словам Ф.И. Успенского, лучшего византийского летописца, закончившего свой труд как раз на описании 842 года, когда умер царь Феофил[318], кстати, тот самый, который отправил «послов дружбы» – росов в 839 году к франкскому императору Людовику. Думается, если же Нестор был знаком с другим византийским трудом – «Житием» св. Георгия Амстердамского, где упоминаются «варвары Руси», напавшие на Амастриду (южное побережье Черного моря), ориентировочно в 820 году[319], то, не исключено, что начало земли Русской наш летописец положил бы именно в этом году.

Если снова обратиться к летописи, то увидим другое удивительное свидетельство – Нестор второй раз возвращается к началу Русской земли. После знаменитых событий 862 года, когда были призваны для княжения три легендарных брата Рюрик, Синеус и Трувор, он снова утверждает: «И от тех варяг прозвася Руская земля, Новугородьци, ти суть людье Новогородьци от рода Варяжьска, прежде бо бъша Словени» (ПВЛ по Лаврентьевской летописи). И чуть позднее, в 882 году, когда Олег после убийства Аскольда и Дира – прежних посланцев Рюриковых, стал княжить в Киеве, печерский монах неожиданно объявил его «матерью городов руских». Вот именно на этих маловразумительных и неточных, исключающих элементарную логику, свидетельствах и написан важнейший кусок нашей истории – начало образования Руси.

Стоит ли удивляться, ведь ученый монах Киево-Печерского монастыря принялся за составление летописи около 1113 года, т. е. спустя 200–300 лет после описываемых событий. В.Н. Татищев, Н.М. Карамзин, да и другие историки частенько сетовали на неточности Нестора, который отчасти сам являлся компилятором уже существующих, более древних летописей и попавшихся под руку византийских манускриптов. В ПВЛ очень много легендарных сведений, полученных, видимо, им из устных народных преданий и былин. Причем его свод летописей, названный учеными «Повесть временных лет», не раз переписывался и не исключено, что туда могли вкрасться ошибки, а иногда, как утверждают специалисты, делалось это намеренно.

Как убедительно доказал А.А. Шахматов, составлению «Повести временных лет» предшествовали два древнейших свода летописей – Киевский и Новгородский, которыми, возможно, пользовался Нестор при написании своего труда[320]. Причем все говорит о том, что монах больше склонялся к первому, т. е. к Киевскому своду. Мы не будем рассматривать подоплеку такого отношения Нестора к древним летописям, не будем рассуждать о причинах этого отношения, носящих иногда политический характер, – по этому спорному вопросу имеется обширная литература специалистов, но то, что он «позабыл» взять из новгородских летописей, как установлено учеными, известия о первоначальном значении главных городов Руси – Новгорода и Ладоги, а также об образовании северного русского государства – это точно. А ведь некоторые новгородские летописи несколько иначе толкуют этот важнейший вопрос в нашей истории.

Взять ту же Иоакимовскую летопись, которую донес до нас В.Н. Татищев в своем бессмертном труде. В этой связи будет уместно привести слова патриота русского народа С. Парамонова (Лесного), которые он написал еще в 60-е годы прошлого столетия в Канаде: «Советские историки совершили колоссальную ошибку, отбросив Иоакимовскую и другие новгородские летописи как апокрифические. Новгородские летописцы, естественно, знали и писали гораздо более об истории Новгорода, чем это делал киевский летописец, который даже не считал Рюрика за «русского» князя, и не потому, что Рюрик не был славянином, а потому, что Рюрик княжил в «Славонии» (Новгороде), а не в Киеве»[321].

О происхождении Руси В.Н. Татищев прямо заявляет: «Иоаким от начала пришествия славян область Новгородскую Русь именует, а Нестор сам себе противоречит»[322]. Правда, никто не будет отрицать, что поляне, обитавшие по Днепру, когда «призвались» Рюрик со товарищи, находились под гнетом хазар и усердно платили им дань. Но затем «два мужа его племени» Аскольд и Дир в 862 году неожиданно засобирались в Константинополь, но по пути застряли в Киеве. В Иоакимовской летописи сохранилось такое же известие, но совершенно по-другому трактуемое: «Славяне, живущие по Днепру, называемые поляне и горяне, утесняемы будучи от хазар, которые град их Киев и прочие захватив, собирали дани тяжкие и работами изнурящие, прислали к Рюрику старших мужей просить, чтоб послал к ним сына или иного князя княжить. Он же [Рюрик – Авт.] дал им Оскольда и воинов с ним отпустил. Оскольд же, придя, стал править Киевом и, собрав войско, победил сначала казар, потом пошел в ладьях ко Цареграду…»[323]. Вот об этом важном событии, где говорится о призвании варягов-руси в Киев, почему-то все остальные летописи молчат.

Нет оснований предполагать здесь вымысел новгородского летописца, как справедливо подметил В.В. Кожинов, ибо летописец знал, что Аскольд, кстати, «оказавшийся вскоре вассалом хазарского кагана», был низложен и убит Олегом как «незаконный» властитель, и сообщение о прямом «назначении» Аскольда в Киев самим Рюриком слишком очевидно подрывало авторитет Олега[324]. Но причина свержения Аскольда была, вероятно, в другом, – как пишет В.Н. Татищев, «блаженный» Аскольд был крещен[325], т. е. он стал человеком-вероотступником для своих же северных хозяев-язычников. Да и факт постройки христианской церкви св. Николая на могиле Аскольда говорит об этом.