Книга Друзья и враги Анатолия Русакова - Георгий Тушкан

— Прохиндей! — злобно, почти не разжимая губ, сказал Пашка. — Крой из магазина и иди налево по Арбату. Да иди ты…— Он тихо выругался. — Я уплачу…

Было и в голосе и во взгляде Пашки что-то такое, что сделало Боба послушным. Он не помнил, как вышел из магазина. Мелькнула мысль: неужели Пашка не заплатит? Боб подошел к витрине и через нее увидел Пашку у кассы, а рядом продавщицу и высокого мужчину, почему-то гладившего грудь и пояс Пашки.

Наконец Пашка вышел и, бросив взгляд на Боба, быстро пошел налево и затерялся в толпе прохожих. Боб бросился следом и потерял его. Но на углу ближайшего переулка как из-под земли вынырнул Пашка и, улыбаясь, сказал:

— Ну и прохиндей же ты! Чуть было с тобой не засыпался. Надо было сразу уходить, а ты начал спорить. Растяпа!

— А чего они от тебя хотели? — взволнованно спросил Боб.

— Вчерашнего дня! — отрезал Пашка. — Или ты в самом деле еще зеленый? Ничего, образуешься…

Они сели в троллейбус, — Пашка, — чуть слышно прошептал Боб, вспотев от волнения, — ты уплатил деньги?

— А ты что думал? — Пашка прищурил левый глаз.

— Дай мне честное слово, — настойчиво, чуть громче повторил Боб.

— Ну, честное слово! Еще что?..

— Ничего! Я так…— Боб повеселел. — А куда мы едем?

— Увидишь!

Они слезли возле Центрального универмага, и Пашка молча пошел в проезд Художественного театра. У букинистического магазина толпились подростки, юноши, мужчины. Некоторые держали в руках, под мышкой книги и, поглядывая по сторонам, бойко торговали.

— Что у вас? — поинтересовался пожилой мужчина, обращаясь к Пашке.

Пашка протянул книги

— Декамерон, — пробормотал мужчина. — Сколько?

— Пятьдесят! — бросил Пашка и сразу же получил деньги.

Покупатель отошел, а молодой человек с длинными волосами до плеч, стоявший рядом, сказал:

— Эх ты, простофиля! Да эти книги у букинистов в магазине пятьсот стоят…

— Пятьсот?! — воскликнул Пашка и выругался.

— А ты мне тащи. Я хорошо даю, — предложил молодой человек.

— Много вас, добреньких…— зло отозвался Пашка. — Пошли!

* * *

Они купили литр водки, пирожных для Боба, колбасы, хлеба, банку килек. Остались еще деньги на кино.

— Как же так? — удивился Боб. — А сколько же ты уплатил за книги?

— Ты что? — И Пашка опять насмешливо прищурил левый глаз.

— Я не буду пить! — решительно заявил Боб и покраснел. — Значит, ты врал мне?

— Да я же, прохиндей, для тебя старался. Мы же должны ребят угостить! Вот я и разжился ради тебя. Так бы я — ни за что! Надо было бы тебе — я и украл бы. Не для себя, а для тебя! Можешь ты понять?

— Ну ладно, в первый и последний раз, — успокаивал себя Боб.

4

Они пили в деревянном сарайчике. Собралась та же компания парней и Яшка Глухарь. Боб, морщась и содрогаясь, пил водку. Потом ему дали папиросу.

В парк культуры ехали на троллейбусе. Парни не хотели платить за билеты и Бобу не позволили уплатить. «Брось нежности! Мы из тебя человека сделаем!» Кондукторша сердилась, публика возмущалась, парни ругались. Им сделала замечание пожилая женщина, но старший из компании крикнул: «Учи своего мужа, если он у тебя есть!» — и захохотал. Боб тоже хохотал, хотя ему было совестно. Пассажиры смотрели на него, и он повторил: «Учи своего мужа, старая дура». Наконец-то он почувствовал себя смелым и храбрым!

— Какой молодой, а уже пьяный! — раздался чей-то голос.

— Воспитание!.. — бросил другой.

Военный предложил задержать хулиганов, им еле удалось убежать на остановке.

Они пришли к парку культуры. Сотни людей сновали у ярко освещенных выходов. Боб вслед за Пашкой попытался было проникнуть без билета. Свои же парни не допустили этого.

— Дура, — бормотал Яшка, — знай где базарить. Тут сразу в отделение загребут.

Он купил билеты, и все чинно вошли в парк. Играла музыка. Гуляющих было много, все были нарядно одеты. Боб удивился скромному поведению своих знакомых. Но уже в отдаленных аллеях он понял их тактику. Вот идут две девушки, тут можно и толкнуть их и выругаться. За ними движется компания военных моряков с девушками— этих не задирай, всыплют. Так, бесцельно блуждая, они вышли к площадке. При виде толпы у телескопа Бобу пришла великолепная мысль показать новым знакомым Луну.

Парней заинтересовала возможность покуражиться.

— Освободи место! — закричал Пашка, оттесняя девушку, смотревшую в телескоп.

Пашку оттолкнул подросток, объяснявший собравшимся что-то по астрономии. Боб бросился выручать Пашку.

— Хватай его, Боб! — крикнул подросток, с которым сцепился Пашка.

Перед Бобом был не кто иной, как… Женька Хлебников, приятель по астрономическому кружку. Боб растерялся. Кому помогать: Пашке или Женьке Хлебникову? Боб бросился их разнимать и бормотал: «Знакомьтесь, будете друзьями, знакомьтесь». Его оглушили удары, полученные от обоих.

Женя опрокинул Пашку на траву и крикнул:

— Эля, позови Володю, он на танцплощадке!

Очень скоро примчался невысокий юноша в клетчатой ковбойке, и с ним трое. Послышался свисток милиционера.

— Рви подметки! — донесся голос убегавшего Пашки.

Боб побежал за ним. Они опять пили в павильоне, где люстра все время качалась и кружилась. Официантку тоже шатало. Так казалось Бобу. Наконец она отказалась подать «еще один графинчик». Они ушли, вывалив содержимое горчичницы на стол.

Пашка учил Боба шикарно курить: затягиваться, пускать дым через нос. Боба мутило. Боб сплевывал, тер онемевшее лицо рукой и старался не упасть. Ноги не слушались его, заплетались и загребали землю. Боб круто свернул в кусты и рухнул на траву. Его рвало.

— Конец! Умираю! — испугался Боб.

Он застонал от жалости к себе. Кто-то рядом смеялся и толкал его ногой в бок. Слышались голоса: «Ну и воет», «Пускай его дрыхнет, пошли», «Проспится, сам домой заявится».

Пашка уговаривал не бросать парня, а устроить вытрезвиловку. Раздался дружный смех. Боба подхватили под руки, поволокли к прудику и столкнули в воду. Боб ахнул от холода, глотнул воды и, захлебываясь, ничего не видя и не понимая, бултыхался в воде. Послышались возмущенные крики. Яшка с компанией убежал. Бобу помогли вылезть и посадили на скамейку. Лица спасителей были незнакомы. Боб сорвался с места и побежал подальше от воды. Его не догоняли. Снова он забился в какие-то кусты и рыдал навзрыд. В мокром костюме он продрог и дрожал от холода и страха.

— Никогда, мамочка, никогда, — шептал он, — никогда в жизни не буду ни пить, ни курить. Честное пионерское!