Книга Сюнну, предки гуннов, создатели первой степной империи - Владимир Ключников

Сыма Цянь пишет, что сюнну — «от правителя до рядового — питаются мясом домашнего скота, одеваются в его шкуры, носят шубы из войлока». Он же сообщает, что в сюннуских стадах «больше всего было лошадей, крупного рогатого скота и овец, а из редких животных — верблюды, ослы и мулы, а также лошаки, низкорослые дикие лошади и куланы».

В китайских летописях за 72 год до н. э. сообщается, сколько людей и скота захватили ханьские отряды при набегах на сюннуские кочевья. Соотношение это для разных отрядов колебалось от 1:15 до 1:23; значит, в среднем на одного кочевника-сюнну приходилось 19 голов скота. Характерно, что и в начале XX века кочевники монгольских степей были обеспечены скотом так же, как и их далекие предки двумя тысячами лет ранее. Но после разного рода катаклизмов — военных поражений, тяжелых засух или суровых зим — поголовье скота сильно падало: в 72 году до н. э. — до девяти голов на человека, в 68 году до н. э. — до пяти и в 46 году н. э. даже до двух.

У сюнну, как и у других кочевников Центральной Азии, имелись летние и зимние стоянки. Климат здесь континентальный, и зима является самым суровым временем года, поэтому к расположению зимних стоянок предъявляли высокие требования: они должны были обеспечить убежище от ветра, кроме того, здесь не должно было выпадать слишком много снега (в идеале его не было вообще). Это могла быть низкая горная долина, пойма реки, впадина в степи. Найдя такую стоянку, кочевник, как правило, устанавливал юрту и оставался жить до весны. Если снег в степи все-таки лежал, то на пастбище первыми выпускали лошадей: они разбивали копытами наст, а уже потом здесь пасли остальных животных. Сено впрок обычно не заготавливали, поэтому за зиму скот сильно терял в весе.

Весной кочевники рассеивались по степи. Овцы в воде не нуждаются — они получают ее из травы, — но крупный рогатый скот и кони должны пить, поэтому стада не удалялись от озер талой воды, которые образовывались в низинах. В это время ягнились овцы, и у скотоводов появлялось свежее молоко. Скот начинал прибавлять в весе. Но весной сохранялась опасность снежных бурь — степь покрывалась льдом, и случалась массовая гибель скота. От таких бедствий, хотя они и случаются нечасто, кочевники Центральной Азии не застрахованы даже летом, во всяком случае, снегопад в середине мая или в начале сентября здесь считается достаточно обычным явлением.

Когда степь высыхала, начиналась перекочевка на летние пастбища: на север или из предгорий в горы. В это время у скотоводов было много молока: из кобыльего делали кумыс; из молока других животных, прежде всего из овечьего, изготавливали творог, который высушивали до твердого состояния — на зиму. Овец, коз и верблюдов стригли, из их шерсти пряли нити, а потом делали веревки, ткали коврики, переметные сумки, материю… Овечья шерсть в основном шла на изготовление войлока, из которого шили значительную часть одежды и обуви. Из более толстого войлока делали покрытия для юрт.

Юрты сюнну, да и других кочевников, в те времена, вероятно, представляли собой плетенные из ивовых прутьев шалаши, покрытые войлоком. Каркас перевозили на колесном транспорте, не разбирая, а войлоком его покрывали в зависимости от сезона — или полностью, или только сверху. Юртой в современном смысле слова это жилище не являлось — разборная юрта появилась в середине I тысячелетия н. э.

Когда наступали первые холода, кочевники переходили на зимние стоянки. Но поначалу, до наступления зимы, скот старались пасти подальше от них, чтобы сохранить траву «на черный день». Сено заготавливали редко, если и делали это, то осенью, прямо на зимних стоянках. Тогда же случали овец, чтобы приплод появился весной, — ягнята, родившиеся в другое время, часто погибали. Осенью же резали скот, коптили мясо. Если поблизости были рынки, излишки скота продавали — его оставляли ровно столько, сколько могло прокормиться на зимних пастбищах. И в этот же сезон сюнну делали набеги на земледельцев — лошади были сильны и откормлены, скотоводческие работы завершены, а к зиме не мешало запастись зерном нового урожая.

Помимо скотоводства, сюнну занимались охотой. Сыма Цянь пишет: «Мальчики у них умеют ездить верхом на козлах, стрелять из лука в птиц и мышей; юноши постарше охотятся на лисиц и зайцев для употребления их в пищу. (…) Согласно их обычаям, в спокойное время они следуют за скотом, обеспечивая свое существование охотой на птиц и зверей…» Археологи подтверждают информацию Сыма Цяня — в сюннуских курганах находят немало костей диких животных. Жители городищ, находившихся на сюннуской территории, охотились реже, хотя и у них встречаются кости оленя, косули, степной лисицы.

* * *

В «Споре о соли и железе» говорится: «У сюнну нет такой защиты, как внутренние и внешние городские стены, таких укреплений, как рвы и канавы вокруг этих стен; они (…) не имеют запасов казенных житниц и амбаров для зерна. (…) Сплетенные [прутья] ивы служат им домом, войлочные циновки служат им крышей…»

Сюнну действительно не слишком увлекались градостроительством (по крайней мере до периода «Шестнадцати государств пяти северных племен») и ни земледелие, ни вообще оседлую жизнь, как правило, не признавали. Тем не менее в их державе имелись и города, и земледельческие поселения. Вопрос о том, кто именно их построил и жил в них, до конца не решен.

Если исходить только из информации, которая оставлена нам китайскими хронистами, можно сделать вывод о том, что городов и деревень в сюннуской державе было крайне мало и населены они были в основном военнопленными и перебежчиками. Так, по сообщению Бань Гу, в 10 году н. э. сюнну захватили в Западном крае «свыше двух тысяч мужчин и женщин» и поселили их «отдельно на реке Линушуй для занятия земледелием».

Сыма Цянь упоминает город Чжаосинь (Чжаосиньчэн), который находился на сюннуской территории. В 123 году до н. э. ханьский военачальник Чжао Синь, который когда-то был «мелким хуским князьком», а потом перешел на сторону Хань, попал в плен к своим бывшим соотечественникам. Шаньюй Ичжисе сделал его военным советником, и его именем был назван некий населенный пункт, где стояли какие-никакие постройки и хранились запасы продовольствия. Скорее всего, город этот был построен теми самыми китайцами, которые оказались у сюнну вместе со своим сдавшимся предводителем — недаром его называли «лагерь Чжао Синя». Эти же китайцы — их было около 800 человек — стали первыми жителями города и распахали лежащие вокруг земли. В 119 году до н. э. ханьские войска взяли Чжаосинь, «захватили запасы продовольствия у сюнну и накормили [свои] войска», а на следующий день «сожгли постройки и оставшиеся запасы».

У Бань Гу упомянут находившийся на сюннуской территории город Фаньфужэнь, но и о нем известно, что он был построен ханьским военачальником Фанем. После смерти Фаня городом управляла его вдова, потому он и получил название Фаньфужэнь — «город супруги Фаня».

Что касается самих сюнну, то, если верить китайским хроникам, их градостроительные проекты можно пересчитать по пальцам одной руки, причем они, мягко говоря, не были удачными. Мы уже говорили о том, что в правление шаньюя Хуяньти, по распоряжению его сановника Вэй Люя, сюнну начали строить «окруженные стенами города» для защиты от ханьских войск. В них были запланированы башни для хранения зерна и колодцы. Однако потом кочевники поняли, что у них нет навыка обороны городов и зерно, сосредоточенное в одном месте, попадет в руки врага. Проект был приостановлен.