Книга Рассекающий поле - Владимир Козлов

– Сегодня тот редкий день, когда я могу сказать о себе примерно то же самое, – усмехнулся Сева.

– Да, можешь. У тебя хороший глаз, Всеволод, и внимательный ум – ты сумел вычленить проблему, которую мало кто способен увидеть. При этом ты оказался способен встать и при минимальных ресурсах отправиться в путешествие на самый верх. Ты же на самый верх отправился, верно, Всеволод?

Сева коротко глянул на Руслана и, чувствуя озадаченность, смолчал. Руслан взгляд увидел.

– Ну а ты как думал, Всеволод? Разве ты не едешь, чтобы найти ответы на свои вопросы? А вопросы у тебя неслабые. Зачем живут люди, спрашиваешь ты. Почему они несчастливы? Как написать песни, которые пробудят в человеке желание заботиться о себе, своей земле, о своих близких? Я ничего не перевираю? Мне кажется, несильно… Давай представим на мгновенье, что ты найдешь ответы на эти вопросы. Найдешь вот прямо завтра к вечеру. К утру мы доберемся до Петербурга, а к вечеру тебе уже все станет ясно. Почему нет?.. Тебе открывается уровень заявленных амбиций? Так вот, осознай: если все будет так, как я говорю, это будет значить, что завтра к вечеру ты станешь мессией, пророком, которому открылось знание, недоступное людям.

– Неудобно как-то получается, – с улыбкой поежился Сева, но тут же убрал улыбку. – Я всего лишь поделился своими мыслями, которые, если честно, мало кого, кроме меня, интересуют. Какой там пророк, о чем вы. Пророков не бывает.

– Без разницы, как называть. Назови себя антикризисным менеджером. Что делает такой человек? Он диагностирует проблему, затем подбирает инструментарий для ее решения, сосредотачивая все ресурсы на самом конкурентоспособном направлении. Ты сейчас находишься где-то на этапе подбора инструментария.

– Антикризисный менеджер деньги зарабатывает, а я хочу, чтобы женщина, которую я люблю, любила меня так же сильно.

– Зачем?

– Потому что тогда я буду самим собой.

– А зачем?

– Зачем быть самим собой?

– Да.

– Я не знаю. Я думаю, это естественно – быть собой. Чтобы больше никогда об этом не думать.

– Есть гораздо более простой способ не думать. В этом болоте мы кое-что придумали. Мы придумали корпорации. Раньше это были просто банды, но мы оставляем позади время криминального бизнеса. Люди больше не хотят рассказывать, как они заработали первый миллион, они говорят, что строят современные компании. Они инвестируют в корпоративный дух. Это серьезная сила. Один человек слаб: его пошлют куда подальше, а он обидится и пойдет. А когда ты часть корпорации, ты никуда не пойдешь и уж тем более не обидишься. Ты – неумолим. Ты – функция в мощном механизме, которая будет выполняться с тобой или без тебя. Сама эта функция неумолима. Поэтому ты завтра вновь позвонишь этому человеку, а потом послезавтра, и еще много дней – и тебе не важно, сколько дней ты ему будешь звонить, прежде чем он примет твое предложение. Советские люди привыкли работать на государство, следующее поколение – либо бедолаги, либо авантюристы. А теперь на сцену истории выходит человек корпоративный, профессиональный наемник. Ему все равно, где работать. Ему не нужен свой язык – он найдет готовый на рабочем месте и с его помощью сможет объяснить в этом мире гораздо больше, чем он мог объяснить до сих пор. Он ничего не будет создавать с нуля, потому что почти все сферы заняты. Он готов быть профессионалом в любой области.

– Такое разве бывает?

– Бывает. Суть корпоративного профессионализма – в преданности корпорации. Все остальное можно делать гораздо хуже.

– Но разве то, что вы сказали обо мне, не делает меня… вашим как бы оппонентом?

– Да, но только в случае, если у тебя получится. А кто сказал, что у тебя получится? Я хозяин в мире, в котором нет надежды. Я несу радость инвалидам, которые получают возможность продолжать существование. Но я не такая тварь, которая не желала бы того, чтобы на свете было меньше инвалидов, а больше полноценных людей. И потому я торжественно провожаю тебя в счастливый путь, Всеволод. Способен ли ты это оценить?

– Да, способен.

– И вместе с тем, Сева, ты пока что только лодка, которая плывет по реке. Ты куда-то стремишься, ты борешься с течениями, с собой. И если ты не доплывешь, то, куда бы ты ни пристал, там буду тебя ждать я. Везде и всегда. Поэтому неважно, в какую машину ты сел.

«Это мы всегда успеем», – подумал про себя Сева, разглядывая в окно кряжистую северную зелень, на которую уже опускалась тень, в это время года неспособная превратиться в ночь.

– Сейчас же тут время белых ночей?

– Да, сильнее не стемнеет.

Сева вдруг улыбнулся, потому что почувствовал себя счастливым: он увидел белые ночи. А через мгновенье он сладко зевнул.

9

Никогда еще Севе не было так страшно. Его, сидящего на чужой провисшей кровати, колотило. Он терял над собой контроль и еще понимал это – пытался схватывать глазами предметы, судорожно удерживать мысли, – и ужас только нарастал. На грани полного наркотического бреда ему открылось главное, чего он до сих пор не вполне о себе понимал, – что он не хочет отдаваться никакой стихии, он не хочет растворяться ни в чем, что ему более всего в жизни хочется оставаться в себе, оставаться человеком, вольным управлять своим телом и в существенной мере сознанием. А теперь он этого лишался. У скалолаза, держащего за руку друга над пропастью, в какой-то момент в ладони осталась только перчатка. Сева поднял голову. Со ставшей высокой, как стена средневекового замка, спинки кровати на него смотрел черный череп. Он находился на расстоянии вытянутой руки на фоне ярко-голубого светящегося неба. Вокруг простирались желтые пески. Бесплодные земли, которые должны быть другими. Он посмотрел в другую сторону, вниз – и увидел подушку. Из-под нее быстро выскочила огромная стая крупных пауков и разбежалась по кровати. Он посмотрел перед собой и увидел стакан с водой. Сева взял его в руки, он видел, как течет влага, но не чувствовал ее. Он хотел пить, он пил, но не мог напиться – не потому, что ему было мало, а потому что стакан был пуст. А потом он увидел деревянный ящик на той стороне комнаты, вместо стен которой простирались пустынные пейзажи. И он знал, что в ящике сидит Киса. Киса спрятался. Сева подошел к ящику и стал его пинать ногами, приговаривая: «А ну вылезай, стервец! Вылезай, кому говорят». Но Киса не вылезал.

Сознание вернулось около одиннадцати вечера. Он вдруг узнал голос своего соседа по комнате. Это был Антон, он спрашивал, полегчало ли Севе.

– Полегчало, кажется, – сказал Сева. – Только я тебя не вижу.

– Ты бы сейчас видел свои зрачки, – ответил спокойный голос Димона.

– Отведи меня домой, Антон.

Силуэт приблизился, и Сева увидел симпатичную блондинку.

– Антон, ты что – женщина?

– Та-ак, все понятно – идем, герой, – не нежная рука схватила Севу под локоть.

– Который час?

– Одиннадцать.