Книга Чертоги разума. Убей в себе идиота! - Андрей Курпатов

• Третий этап. Теперь в пространстве нашего мышления уже существует объёмная реконструкция реальности. Конечно, это лишь её «карта», но она уже проверена и опробована.

Грубо говоря, мы теперь знаем, как по ней передвигаться, чтобы оказываться там, где нам надо (то есть получать нужный результат).

Но давайте напомним себе это ещё раз: есть «территория» (реальность), и есть «карта» (наша модель этой реальности, её реконструкция).

Каждый раз, когда мы куда-то движемся, мы идём по фактической «территории» и нам необходимо постоянно сверяться с нашей «картой», иначе это неизвестно куда нас уведёт.

Соответственно, мы должны выработать некий набор ключей (знаков, диагностических признаков, показательных фактов), которые помогут нам на постоянной основе соотносить реальность и нашу модель реальности.

Делаем шаг – и сверяемся, следующий шаг – и снова сверяемся.

Этими «ключами» являются те вопросы, которые мы должны постоянно задавать (часто просто самим себе), чтобы выяснить, где мы находимся, и насколько это соответствует ожидаемым промежуточным эффектам.

Если получается неплохо, мы идём дальше. Если нет, то возвращаемся ко второму этапу и дорабатываем свою «карту» ещё раз.

• Четвёртый этап. Отработав однажды этот алгоритм, мы рискуем оказаться заложниками собственной схемы.

А сколь бы точной и продуктивной (с точки зрения полученных результатов) ни была наша «карта», «территория» (реальность как таковая) всегда сложнее и содержит в себе множество аспектов, которые не могут быть – все, целиком и полностью – учтены в рамках того или иного моделирования.

Но как нам заставить свой мозг выйти из колеи, в которую он сам себя с таким усердием загнал?

Путь один – сомнение в очевидности. Когда у нас всё начинает складно и ладно получаться, мы склонны уверовать в свою правоту и непогрешимость, а также в знание истины.

Результаты всегда могут быть лучше, но мы убеждаем себя, что сделали всё, что могли, и лучше быть не может, потому что «такова жизнь».

С одной стороны, это конечно, верно. Но с другой – кто сказал, что это действительно лучшие результаты? Мы же сами себе и сказали, следуя известному принципу экономии.

Но почему же они не могут быть «более лучшими»?

Могут, но для этого нам придётся и пересмотреть свою концептуальную модель («карту», реконструкцию), и понудить мозг сделать что-то, чего он до сих пор не делал (и даже не собирался, честно говоря).

Решение этой непростой задачки кроется в ориентировочном рефлексе (или, как его ещё называл Иван Петрович, – «рефлексе “Что такое?”»). Он возникает у нас в ответ на неожиданность, на внезапный внешний раздражитель.

Если мы найдём способ усомниться в исключительной правильности выбранного нами пути (того способа, которым мы до сего момента реконструировали реальность), то мы неизбежно обнаружим новые факты, которые до сих пор скрывались от нас.

Как только мы обнаружим эти новые факты, прежняя реконструкция реальности покажется нам несостоятельной, и нашему мозгу придётся решать новый способ взаимодействия с ней. И таким образом, мы снова окажемся на первом этапе мыслительного процесса и закольцуем его.

Понимаю, что всё это пока звучит достаточно абстрактно. Поэтому вернёмся к нейрофизиологии и попытаемся это «увидеть».

Интеллектуальные объекты

Хороший врач ставит диагноз, руководствуясь как изображениями, так и числами. Учёные должны научиться действовать так же.

Бенуа Б. Мандельброт

Если бы у нас с вами была физическая возможность заглянуть внутрь мозга и посмотреть, как там что устроено, то мы бы с вами, я уверен, пришли в некоторое замешательство.

Дело в том, что одна нервная клетка нашего мозга, по существу, ничем не отличается от другой. То есть там – в нашем мозгу – миллиарды совершенно одинаковых нервных клеток.

В какой бы области мозга мы ни оказались – в зрительной коре или в слуховой, в области двигательных или речевых центров – все клетки будут «на одно лицо».

Нервные клетки зрительной коры не переливаются всеми цветами радуги, клетки слуховой коры не звучат колокольным звоном, клетки речевой зоны не разговаривают, а двигательные, как вы понимаете, не танцуют сальсу.

Нет, они все одинаковые. Лишь их связи, их отношения друг с другом и возникшая таким образом «память» создают в нас зрительные образы, звуки, двигательную активность, а также все прочие интеллектуальные объекты, включая «других людей».

Сами же клетки – это лишь транзисторы в этой нейронной сети, а вовсе не генераторы чувств или образов.

Поэтому нашему мозгу на самом деле совершенно наплевать, с чем мы в реальности имеем дело – всё, что в него попадёт, он просчитает согласно сформированным в нём шаблонам (взаимосвязям нервных клеток, нейрофизиологическим комплексам, «программам»).

Для него есть только входящий сигнал, который он просто цифрует и тем самым универсализирует. Но в зависимости от того, через какие ворота этот сигнал вошёл (через зрительные, слуховые, тактильные или какие-то другие рецепторы), в те зоны коры он и отправляется[28].

Сами эти зоны коры состоят из соответствующих нейрофизиологических комплексов – специализированных «программ».

Когда вы работаете с файлом на компьютере, вы можете открыть его с помощью разных программ. В результате одна и та же информация в Paint, например, будет выглядеть одним образом, а во встроенном проигрывателе Windows Media как-то иначе.

Грубо говоря, для мозга не существует «видео-файлов», «аудиофайлов» или «человеко-файлов». В нём есть зоны, где одна и та же «цифровая информация» или «видится», или «звучит», или, например, «формирует образ человека»[29].

То есть эти зоны состоят из соответствующих «программ» – визуализации, озвучания, создания телесных ощущений, боли, вкуса, эмоций и т. д. Подайте на них сигнал – и они вам его представят в соответствующем виде.

Практически любая такая «программа» является сформированной в опыте.

Сразу после рождения, например, мы видели мир перевёрнутым. То есть наш мозг должен был понять, что что-то тут не так, и научиться в себе самом переворачивать уже зримое им изображение.