Книга Блудный сын, или Ойкумена. Двадцать лет спустя. Книга 1. Отщепенец - Генри Лайон Олди

– Это ты ртом молчишь! А мозгом ты орёшь на всю галактику!

Волна негодования хлестнула Седрика по лицу, словно мокрая тряпка. Николь в ярости, понял он. Лучше отшутиться, свести конфликт к анекдоту, иначе Николь сожрёт меня без соли.

– Так значит, у меня всё-таки есть мозг?

– Мелкий! Мелкий и твёрдый, как орех! И тупой, тупой, тупой!

– Николь, в чём проблема?

Седрик сделал круглые глаза. Седрик сгенерировал самое искреннее удивление, на какое только был способен. Сгенерировал и умножил на десять.

– В тебе, придурок! – Николь скривилась, как от оскомины. Искренность Седрика пришлась ей не по вкусу. – В твоих эротических фантазиях. От тебя так и прёт вожделением!

– Да ладно! Не принимай на свой счёт…

– Ах, так это ещё и не на мой счёт?!

– Я не то хотел сказать…

– Козёл! Кобель похотливый!

Вся природа Седрика требовала поставить пси-блок, закрыв сознание от Николь, возмущённой ментальными домогательствами коллеги. Природа требовала, а приказ Тирана категорически запрещал. Пока две силы рвали беднягу на части, Николь решила не ограничиваться эмо-затрещиной и запустила в козла – да-да, и кобеля, похотливого кобеля! – вполне физической тарелкой: к счастью, пластиковой. Тарелка больно рубанула Седрика по уху. Икая от нервного смеха, молодой человек вылетел из кают-компании – и едва не сбил с ног техника в форменном комбинезоне. Техник отшатнулся к стене, шмыгнул носом, красным и распухшим, достал из кармана платок.

«Чёртовы менталы! – ясно читалось на его лице. – Превратили корабль в сумасшедший дом!»

На лице – читалось, зато на уровне психики техник представлял собой натуральный «чёрный ящик» с недоступным содержимым. Пси-блокаду членам экипажа «Ловчего» корабельные медики обновляли дважды в сутки. Носовые инъекторы-пистолеты – по мнению пациентов, инструментарий скорее палача, чем медика. Процедуры с их применением малоприятны, чтоб не сказать, болезненны. На четвёртые сутки полёта весь экипаж, если судить по склеротическим носам, походил на записных алкоголиков, мающихся жесточайшим похмельем. Спецкоманду эмпатов на «Ловчем» тихо ненавидели и грозились по возвращении утопить в сточной канаве. Сточных канав на цивилизованном сверху донизу Ларгитасе было поискать, но для святого дела нашли бы.

«Мы-то тут при чём?! – хотелось крикнуть Седрику при встрече с очередным техником или офицером, кипящим от ярких чувств. – Это всё Тиран! Долой тиранию!»

Разумеется, космолетчики отлично знали, кто швырнул их в это безумие, по нелепой случайности называющееся полётом. Но Тиран был далеко, а молокососы-эмпаты – рядом. Они мозолили глаза, проедали плешь и доводили до белого каления. Временами Седрику думалось, что учебные тревоги – капитан «Ловчего» учинял их по три раза на дню – это всего лишь способ досадить спецкоманде, чтобы менталам, избавленным от болезненных инъекций, жизнь не казалась малиной.

Малина? Сахар-рафинад?! Окажись капитан Линдхольм в шкуре любого члена спецкоманды – небось, по-другому запел бы. Поживите-ка четверо суток заживо освежёванные, с содранной кожей, так, чтобы все нервы наружу – вас от малины будет рвать желчью!

– Приманка, – объяснил Тиран перед вылетом. – Вы – приманка, так и запомните. Живец на крючке, кусок мяса в море с акулами, козлёнок в охотничьих угодьях тигра. Вы должны трепыхаться, истекать кровью и блеять…

– Мекать, – поправила Николь.

– Что?

– Козлята мекают. Это овцы блеют.

Тиран пронзил её огненным взглядом:

– Мекать, блеять, лаять, но в эмоциональном плане вы должны орать так, чтоб вас учуяли за полгалактики! Всё ясно, козлята?

– Ага, – хмуро кивнул Мика Виртанен, старший команды. – Значит, снимаем внешние блоки, усиливаем выход и транслируем чувства наружу по максимуму.

– Снимаете все блоки, – уточнил Тиран.

Тон его не предполагал возражений.

– Зачем?! – возмутилась толстушка Барбара. Щёки её вспыхнули лихорадочным румянцем. – Ладно, внешние: чтобы наружу фонить. А внутренние зачем? Нас же самих и накроет!

– Именно! – возрадовался Тиран. Было в его радости что-то от заплечных дел мастера, готовящегося вырвать особо любопытный ноготь. – Вас и должно накрыть. Фонить? Вы не фонить должны – квазарами сиять!

У Седрика возникло скверное подозрение, что эту идею подсказал Тирану кто-то из менталов. Человек, который отлично представлял, в какой дурдом превратится корабль с десятком обезблоченных эмпатов на борту. Кто же из коллег так удружил?!

Кто бы ни удружил, а худшие ожидания не замедлили оправдаться. Полностью снять блоки? Те, что с детства нарабатывались потом и кровью? Те, что «встали на рефлекс»? О, это была зубодробительная задачка! Одно дело – приоткрыть в двойной броне смотровую щель, и совсем другое – убрать броню без остатка. Не на час-другой для отработки, скажем, коллективного синхрона, а на день, два, неделю, месяц. От тебя требуется сущая малость: жить без защиты, как живут без кожи, сочась кровью чувств, оставляя круго́м дурно пахнущие лужи – если, конечно, круглосуточный кошмар можно назвать жизнью…

Так или иначе, но эмпаты справились. А справившись, выяснили на собственной коллективной шкуре, сколь правы были интернатские учителя, когда дрессировали птенцов, как служебных собак, гоняя до седьмого пота. Экипаж, думал Седрик, с завистью провожая взглядом очередного красноносого офицера. Экипажу хорошо! У них блокада, по ним не шарашит! А мы четвёртые сутки по заветам Тирана пылаем квазаром.

Взорвёмся сверхновой, будут знать!

Без цели, нога за ногу, он брёл по коридору прочь от кают-компании. Как будто расстояние имело значение! Удрать бы на десяток парсеков – другое дело. Пустота, чернота, угольки звёзд, а главное, ни живой души вокруг…

Мечты, мечты…

Едкая щёлочь раздражения. Кисловатая горечь зависти. Конвульсии смеха. Электрические разряды истерики. Свинец дурного предчувствия. Зуд похоти. И не разобрать, что в ядовитом коктейле эмоций твоё, а что – чужое. Сон – по очереди, в три смены. Во сне контроль сознания отключался, и блоки воздвигались сами собой, отсекая мозг от внешних воздействий. Благословенные часы отдыха! Век бы не просыпаться… Но эмо-кровь должна хлестать из «Ловчего» без перерыва, значит, три смены, и никак иначе. За каким фагом ты здесь, Седрик Норландер? Точно, что за фагом! Кого ещё может приманить в космосе дикая какофония человеческих чувств?

«Ловчий» охотится за хищной флуктуацией? Вопи, козленок!

– Внимание экипажу! Внимание спецкоманде!

Акуст-линза внутренней связи, подлая зараза, сконденсировалась над самым ухом Седрика. От испуга молодой человек аж подскочил на месте.

– Начинаем подготовку к РПТ-манёвру. Всем занять места согласно маневрового расписания! Готовность – триста секунд. Повторяю…