Книга Ржевская дуга генерала Белова - Александр Пинченков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
8. Пробившись наконец к окруженным, их немедленно выводят из района Вознесенского «котла» и оставляют без какого-либо советского нажима и Вознесенье, и весь только что вбитый клин, захваченные пункты Сенютино, Троицкое, Вознесенье, Угра, Денисково, Комбайн, Марьино, Жуковка, Бол. Мышенка, Тереховка, Вертехово и Вербилово немцев больше вовсе не интересуют. Все делалось ради вывода из окружения группы «Хаазе»!
9. Группа «Хаазе» отводится именно по полотну железной дороги, причем с обозом и даже небольшим поездам. Лес Дачи Станкевича, если взглянуть на предвоенную карту, почти параллельно железнодорожной линии пересекают просеки — хочешь от Троицкого можно выйти на насыпь просеками на полпути к Вертехову, хочешь в полукилометре-километре от железнодорожной насыпи идти на юг налегке, не заблудитесь: цепочка довоенных росчистей, в долине р. Маковка у насыпи сплошная вырубка шириной в километр меж основной и объездной железнодорожными ветками, южнее сразу же Вертехово — лес оставлен позади. Но немцы идут не напрямик от Троицкого, а со станции Утра. Лезут повыше — на насыпь, где их видней советским пулеметчикам, и отходят единой многосотенной колонной, охраняющей обоз и поезд!
Каждый из вышеперечисленных пунктов можно и даже неизбежно должно бы завершать вопросом: зачем? Зачем затея в сотни новых убитых и раненых — для вывоза десятков раненых «Хаазе»? Это к вопросу о поезде, если бы в нем везли именно раненых, а не груз. Поезд в данной обстановке, если уж речь о раненых, — самое кошмарное средство их транспортировки: идет по насыпи, чтоб виднее для «русских», заметные и привлекающие издали внимание параметры вагонов, невозможность маневра, в случае подрыва насыпи по ходу движения — остановка и ожидание… полной катастрофы, ведь в случае атаки и под обстрелом из окружающего леса раненых с насыпи из вагонов аккуратненько и молниеносно не навытаскиваешь. Да и куда? — за ближайшими кустами «русские», партизаны Д. Крылова или полк А. Князева. Констатация: поезд был необходим не для крайне рискованной транспортировки раненых. Да и не целый поезд для таковых понадобился б. И обоз интересен: уцелевшим остаткам группы «Хаазе» после 10-и недель кровавого и голодного ада блокады больше думать не о чем, как о барахле из 4 деревушек? Да таких деревушек и в своем тылу полно, если выйти, если спастись. Не то. Ответ: поезда не хватало, оставшееся приходилось тащить обозом. Поезд и обоз везли нечто важное. Более важное, чем жизни солдат группы «Хаазе» и 82-го усиленного полка в придачу Более важное, чем десяток деревень вдоль железной дороги меж двух советских корпусов! Более важное, чем два с половиной месяца угранских боев!!!
Вся сумма обстоятельств угранских событий и связанных с этим вопросов находит-таки объяснение. Неожиданное, но ставящее все на свои места. Возможно, подсказка содержится в одной из публикаций авторитетного общероссийского периодического издания уже в XXI веке. Подробно пересказывать и комментировать сообщаемое в указанном источнике не станем, предмет выходит за рамки нашей работы. Но выборочно, пожалуй, процитируем:
«…на берегу реки Угры, рядом с селом Вознесенье, находится кладбище, называемое Курганниками. На нем хоронили французских гвардейцев, почему-то застрявших здесь после войны 1812 года. (…)
А перед Великой Отечественной войной в этих местах появился странный немец по фамилии Мозер, выдававший себя за представителя известной фирмы. Как выяснилось позже, был он классическим шпионом и являлся сотрудником абвера. (…)
В 1942 году он снова оказался здесь и, возглавив специальную команду саперов, занялся поисками.
— Однажды Мозер, — рассказывает Никитин, — посетил наш дом в городе Гжатске, где мы в то время жили, и похвастался: клад обнаружен в нескольких метрах от камня — памятника наполеоновскому гвардейцу. (…)».
Так разоткровенничался перед журналистом «исследователь из Красноярска, живший во время Великой Отечественной войны в Смоленской области». О том, почему беседовавший с абверовцем про золотишко житель Смоленщины 1942-го оказался позже в Красноярске, гадать не будем. Но отметим словно нанизанное на единую красную нить: абвер, село Вознесенье, саперы (упомянутый Афанасенковым инженерный полк!), 1942-й, золото найдено…
Зыбкая почва гаданий и предположений нам мало приятна. Однако, поскольку документов такого рода никто напоказ не выложит, допускаем следующее. Сотрудники одного из отделов абвера после капитуляции Франции (июнь 1940 г.) получают там доступ к информации по «объекту». Местность «объекта» оккупируется лишь в октябре 1941-го, в предзимье под ноги вермахту не лезут: поработать можно и после взятия Москвы. Однако шаткость военной обстановки зимой заставляет спешить. Прибывают в Россию, создают вокруг «объекта» мини-укрепрайон. Саперам Мозера и группе «Хаазе» нельзя было уйти из Вознесенья раньше первого тепла, раньше апреля, когда земля начинает позволять работать с ней невзрывными методами. Когда задание было выполнено, для груза потребовалась железнодорожная ветка и сопровождение в несколько сотен человек. Командующий Запфронтом Г.К. Жуков накануне отхода «Хаазе» отдает П. А. Белову «частное распоряжение (приказание) перехватить железную дорогу севернее Вертерхово» (дневниковая запись Белова за 10 апреля 1942 г.). П.А. Белов и его любимец А.В. Князев направляют сюда лишь часть сил 6-го гв. кавполка, и те «отбывают номер», наблюдая движение вражеского поезда и обоза. Непустых поезда и обоза.
Предоставляем читателю возможность самостоятельно прочесть о Кремле и старой Москве, о прошедшей по ним и по Смоленщине далекой теперь — двухвековой давности — войне. О растянувшемся на десятки верст при отступлении обозе Великой армии. Вот тогда можно будет более основательно оценить весомость произошедшего на Угре в феврале—апреле 1942-го.
Главу о мартовском (1942) штурме Ельни, аналогично многим прочим главам нашего повествования, мы имели бы все основания назвать «Ельнинский провал», ведь Ельня в итоге осталась за немцами. Но поскольку штурм Ельни осуществлялся только партизанскими силами, как и в случае со штурмом Дорогобужа — город был-таки взят, за исключением двух-трех зданий. Казалось бы, не провал, а успех! И вдруг отошли. Почему? Нет, конечно, масштаб событий таков, что никаких «вдруг» не было. И ворвались, и бились, и отошли не в одночасье. Попробуем разобраться в произошедшем.
К марту 1942 г., после сдачи немцами Дорогобужа и Глинки, в центре Смоленщины в руках оккупантов осталась из райцентров только Ельня. Вокруг советские партизаны. Но партизаны—разных партизанских полков, не имевшие (кроме руководства Западного фронта) никакого единого над собой командования. А как же П.А. Белов? Да, отданным ему 1 марта 1942 г. распоряжением главком Г.К. Жуков определил подчиненность именно Белову всех партизанских сил окружавшей 1-й Гв. КК местности. Однако, сообщая о том в мемуарах, П.А. Белов делает важную оговорку относительно тонкостей последующей субординации: «Но крупные отряды, такие как “Дедушка”, имени Лазо и “ФД”, продолжали получать приказы и непосредственно из штаба фронта, что затрудняло руководство и вносило путаницу». Вспомним средневековую Европу с ее веками выстраданным опытом. Аксиомой субординации было: «вассал моего вассала — не мой вассал». В сталинской стране Хозяин и его вассалы учебников истории то ли не читали, то ли не чтили: зачем нам чье-то? своей истории наделаем! Подчиненный моего подчиненного — еще как мой подчиненный, дважды и трижды. Причем будем приказывать и тем и другим, не ставя в известность остальных. Больше братских могил? — ничего: лес рубят, щепки летят. И с такой-то философией пытались рулить огромной страной на самом крутом вираже…