Книга Летающие жирафы, мамонты-блондины, карликовые коровы... От палеонтологических реконструкций к предсказаниям будущего Земли - Андрей Журавлев

Именно китайцы внедрили самый жестокий способ ловли зверей — лудеву — преграду, сооружаемую из бурелома и живых деревьев, на пути к водопою. В ней оставляли узкие проходы, куда устремлялись животные и попадали в глубокие ямы, скрытые травой и сухими листьями. Лудевы разгородили всю южносибирскую тайгу, они тянулись на 50 и более километров, включая до двухсот ям, а также петли и другие западни. Вот как описывает подобную ловушку Владимир Арсеньев в этнографическом исследовании «Китайцы в Уссурийском крае» (1914 год): «Тропа, по которой мы шли, привела к лудеве длиной в 24 версты с 74 действующими ямами. Большего хищничества, чем здесь, я никогда не видел. Рядом с фанзой стоял на сваях сарай, целиком набитый оленьими жилами, связанными в пачки. Судя по весу одной такой пачки, тут было собрано жил, вероятно, около 50 пудов». По его данным, в последнее десятилетие XIX века ежегодно только из Уссурийского края, где промышляло 50 тысяч китайцев, они вывозили к себе до 3,5 тысячи лутаев оленя, более 15 тысяч оленьих хвостов, около 20 тонн жил, 15–20 тысяч пенисов оленя, а также в огромных объемах — струю кабарги, древесные грибы, лишайник пармелию, речной жемчуг, корни астрагала и женьшеня.

В годы, когда Арсеньев заканчивал свою книгу, на 22 рубля в Сибири можно было купить дойную корову, на 150 — здорового рабочего коня. А панты стоили от 300 до 1200 рублей (дороже десятка соболей или шкуры тигра): один меткий выстрел — и целое состояние! На пантачей вслед за китайцами принялись охотиться и русские, и алтайцы, и гольды, и удэге. На Алтае за пантачами забирались в тайгу на 400 километров. Охотники вырубали панты прямо с живого марала и «второпях уходили дальше, оставляя его на произвол судьбы… По словам очевидцев, участвовавших на охоте и наблюдавших эти душу раздирающие картины… случайные зрители, если не оставляли в первый же день этих мест охоты, то на второй или третий дни заболевали той или иной формой психического расстройства», — подчеркивал в одной из первых книг по мараловодству, напечатанной в 1919 году, ветеринар Семен Нейштубе. Местными охотниками, как правило, верховодили все те же китайцы, которые скупали панты, пушнину и женьшень за гроши, а чаще — обменивая на водку и опиум, приучая к нему своих фуланцзы — рабов. Последние так и оставались в должниках. А перекупщик-аптекарь, «сидя как паук в центре раскинутой на сотни верст паутины… тянул зеленый чай и… ждал. Он твердо знал: каким бы потом и кровью не были добыты панты, лутай, меха… все приплывет в руки дальновидного и хитрого коммерсанта. А уж от него, разумеется, втридорога отправится за море», — образно описывал китайского торговца потомок одного из основателей профессионального мараловодства писатель Валерий Янковский.

Николай Фролов, кандидат экономических наук, единственный историк российского пантового оленеводства, руководитель группы компаний «Пантопроект» и просто большой энтузиаст своего дела, рассказывает, как начиналось мараловодство: «Свидетельства путешественников и архивные записи говорят о том, что первые мараловоды появились среди русских староверов в деревнях, стоящих по реке Бухтарме (ныне казахстанская часть Алтая), в конце XVIII века. Люди поняли: чтобы добыть ценные панты, не обязательно убивать оленя. Выгоднее содержать его — даже взрослый марал довольно быстро приручается, берет хлеб из рук. Тогда с одного животного можно срезать панты ежегодно. На исходе XIX века лесовед Анатолий Силантьев собрал огромный материал по разведению марала и торговле пантами, который определил внушительный экономический потенциал этой отрасли. Он же добился указа императора, запрещавшего всякую охоту на марала по Алтайскому горному округу. Другой центр оленеводства развивался на Дальнем Востоке, где крупное хозяйство по разведению пятнистого оленя (Cervus nippon) создал ссыльный поляк Михаил Янковский, участник восстания 1863–1864 годов».

Содержание марала по сравнению с доходом от пантов стоило недорого и быстро окупалось, но долгое время оленей практически не разводили, а по мере надобности отлавливали молодняк на воле. Ныне в Республике Алтай и Алтайском крае существует около 130 маральников. Хотя неволя в данном случае — понятие относительное: мараловодческие хозяйства лишь обносят загородками под 2,5 метра высотой участки тайги, где олени предоставлены сами себе. В начале лета самцов сгоняют через сужающиеся проходы в станки.

Лекарственные препараты на основе пантокрина ныне востребованы по всему миру, и отнюдь не как пресловутые афродизиаки: олени выращиваются в 21 стране. Новая Зеландия, Китай, Россия, США и Австралия составляют первую пятерку. Но Россия сдает свои позиции, а далеко вперед вырвалась страна киви: там поголовье оленей, выведенных благодаря скрещиванию различных подвидов, колеблется от 1,2 до 1,8 миллиона. Бьют новозеландцы и другие рекорды: пантовый олень по кличке Балморал был продан за 45 тысяч долларов США, а рога оленя Трилоджи весили 25,34 килограмма. Китайцы же научились снимать «урожай» пантов дважды в год. Начиналось же все в России, среди широких зеленых долин Алтайских гор…

В этих же местах, как полагают археозоологи, 2,5 тысячи лет назад был приручен и северный олень. Всего же в основном в последние полтора века в мире одомашнили 10 видов из семейства оленей, включая лань, кабаргу, лося и исчезнувших в природе оленя Давида и яванского.

Передовики сельхозпроизводства

Возвращаясь к заочному спору Даймонда и Еськова, хочу повторить слова одного небезызвестного персонажа Михаила Булгакова: «Да не согласен я… С обоими».

Да, культивирование растений и приручение животных, осуществленное в основном 10–12 тысяч лет назад, считается одним из важнейших достижение человечества. Именно это событие привело к оседлому образу жизни, образованию городов, появлению ремесел и всем прочим основам цивилизованной жизни. Это событие навсегда запечатлено во всех европейских азбуках, ведущих начало от финикийского алфавита, который создавался в Плодородном полумесяце — области, охватывающей Малую Азию и Северо-Восточную Африку, где человек одомашнил четыре из пяти главных пород скота (корова — овца — коза — свинья), а также голубя, ослика и одногорбого верблюда, и культивировал важнейшие сорта хлебных злаков (ячмень, пшеницу-однозернянку и двузернянку — полбу) и бобовых (нут, горох, чечевицу). «А» — это «алеф», или «бык», «Б» — «бет», то есть «лошадь», а «Г» — «гимел» — название верблюда. Во многих странах слово, обозначающее «рогатый скот», превратилось в синоним «богатства» и «благополучия»: например, испанское «ganado», валлийское «da», «ente» — на языке банту.

С другой стороны, беспричинная тяга нынешних горожан к дачным участкам с обязательной компостной кучей у выгребной ямы, где они пытаются выращивать то, что гораздо дешевле и в лучшем виде продается на рынке или в супермаркете, больше напоминает некое инстинктивное действо. Может быть, навыки сельхозработ люди действительно унаследовали у своих предков?

Но, как не странно, ближайшие родственники человека никакой склонности к высевке, прополке и уборке урожая не проявляют. А вот другие организмы оказалась весьма опытными огородниками: улитки литторарии, рыбы-ласточки и даже амебы-слизевики умеют выращивать съедобные для себя культуры водорослей, грибов или бактерий, удобрять свои угодья и оберегать от чужаков, пропалывать сорняки, сохранять «семенной фонд» на будущее. Весьма продвинутые способы ведения сельского хозяйства у муравьев-листорезов, термитов и жуков-короедов. В любом еловом лесу встретишь старое сухое дерево, помеченное большой разлапистой буквой «Ж», — будто кто-то клеймо поставил. Это жук-типограф, или короед, расписался: был, мол, здесь, а потому другим искать уже нечего. Ель уже неживая…