Книга Андрей Курбский - Александр Филюшкин

В 1971 году вышла сенсационная книга Кинана: ученый поставил схему развития переписки с ног на голову. Он утверждал, что взгляд на сочинения Курбского как источник заимствований для произведений Исайи, Хворостинина, Шаховского глубоко ошибочен. Напротив, именно князь Шаховской, будучи в опале, в 1623 – 1625 годы вырезал различные отрывки из сочинений Исайи и Хворостинина и «сшил» их в новое произведение, которое хотел отослать царю Михаилу. Однако государь снял опалу, и Шаховской, опасаясь, что гневное письмо его скомпрометирует, «замаскировал» свой труд под послание князя Курбского царю Ивану Грозному, якобы написанное в 1564 году. Мистификация понравилась, и в 1620 – 1630-е годы либо сам Шаховской, либо кто-то из его друзей сочинил «ответ Грозного Курбскому». А затем фальсификаторы придумали весь комплекс писем и «Историю о великом князе Московском». Получается, что все эти произведения были созданы в XVII веке. Ни Курбский, ни Грозный, по мнению Кинана, никогда ничего подобного не писали[138].

У книги Кинана завидная судьба. Дискуссия о ней продолжается и поныне, вот уже более 30 лет. Для ее опровержения вышло несколько десятков статей в России, США, Германии, Великобритании, Франции и даже две монографии – в России и Дании (!)[139]. Все основные пункты концепции американского слависта были опровергнуты, однако некое смятение в умах (особенно в зарубежной историографии) он породил. Западные слависты не то чтобы согласны с Кинаном – его аргументация не выдержала критики оппонентов, – но с подозрением относятся к аутентичности переписки по принципу: «Нет дыма без огня».

Конечно, сказался и стиль ведения Кинаном дискуссии – вплоть до начало 2000-х годов он резко и напористо реагировал почти на каждый выпад в свой адрес, помещая многочисленные опровержения. Некоторые исследователи просто не решались с ним связываться. В конце концов активность Кинана доказала ошибочность поговорки: «Сколько ни говори „халва“, во рту сладко не станет». Кинан столь одержимо твердил на страницах всей мировой научной периодики, что переписка Грозного с Курбским – подделка, что в конце концов «стало сладко»: многие ученые заняли уклончивую позицию: они открыто не поддерживали Кинана, но в то же время и не соглашались и с его критиками. Проблему подлинности переписки старались обходить стороной, потому что, «с одной стороны, нельзя не согласиться», но «с другой – невозможно не признать».

Тем не менее большинство исследователей продолжали использовать переписку в качестве главного источника по истории России XVI века. Здесь исследования Кинана сыграли положительную роль: для его опровержения был отмобилизован весь цвет российской исторической и филологической науки. В 1979 году в серии «Литературные памятники» вышло подготовленное на самом высоком научном уровне переиздание переписки (его подготовили Ю. Д. Рыков, Я. С. Лурье, В. Б. Кобрин под общей редакцией академика Д. С. Лихачева)[140]. Б. Н. Морозов обнаружил древнейший список ППК, датируемый концом XVI – началом XVII века и тем самым опровергающий все построения Кинана: он появился задолго до сочинений и Хворостинина, и Шаховского[141]. Б. Н. Флорей были обнаружены несомненные свидетельства существования переписки в XVI веке: «невежливая грамота» к царю, написанная Курбским, упоминается в русских посольских документах XVI века, подлинность которых неоспорима[142].

Однако, несмотря на опровержение гипотезы Кинана, проблема здесь есть. Раз перед нами не оригинал, а поздние копии, то неизбежна постановка вопроса: насколько точно эти копии отражают оригинал? Вмешивались ли в текст поздние переписчики? Если да, то в какой степени? Что в дошедших до нас текстах осталось от Курбского и Грозного, а что – продукт творчества анонимных «соавторов» XVII века?

Вопрос на самом деле непраздный, потому что сличение различных списков показывает: вмешательство в текст было, да еще какое! Письма существуют в нескольких редакциях, различающихся по содержанию и даже по объему. Скажем, краткая редакция Первого послания Грозного меньше пространной в несколько раз! Увы, современная наука не располагает адекватной методикой определения индивидуального авторского вклада в составление эпистолярных и литературных памятников, если они сохранились только в поздних списках. Правомерна постановка вопроса о неполной достоверности авторства Курбского, о степени принадлежности его литературного наследия и XVI, и XVII векам. Видимо, наиболее правильным будет следующий вывод: несомненно, что основа этих текстов – авторская, так же как невозможно отрицать поздние переработки произведений в соответствии с запросами и вкусами новой эпохи. Отсутствие списков XVI века говорит о том, что сочинения Курбского не были востребованы современной им культурной средой. Писатель Курбский в каком-то смысле опередил время, и его творчество оказалось гораздо созвучнее литературным и интеллектуальным запросам XVII века, чем и объясняется распространение рукописей сочинений князя именно в это время.

Так о чем же спорили Грозный и Курбский, самый зловещий тиран Московской Руси и первый русский диссидент?

Курбский начинает спор: «Выблядок не преступит церковный порог», или Как царь из хранителя православия превратился в слугу Сатаны?

«Я пишу к царю, изначально прославленному от Бога, пресветлому в православии, которому Господь даровал победы над многими царствами и который должен вести свой народ в Царствие Небесное и отвечать за него перед Христом, а в наши дни в наказание нам за наши грехи переродившемуся в еретика и союзника Дьявола и Антихриста, противопоставляющего себя истинному Богу... обладателю переродившейся совести, как будто грешник, пораженный от Господа проказой, совести, настолько испорченной, что подобную трудно найти даже у безбожных народов».

С этих слов Курбский начинает свой заочный поединок с царем.

В построении первой фразы Первого послания Курбского князь следовал стандартам эпистолярной культуры, определяющей стиль обращения к православному государю. Для посланий такого рода характерно наличие так называемого «богословия» – преамбулы, которая содержала бы формулу Божественного происхождения царской власти, объявляла высокие цели и задачи, стоящие перед российским монархом. Именно это Курбский и делает в первых строках Первого послания, определяя царя как прославленного Богом и пресветлого в православии. А затем князь выворачивает «богословие» наизнанку с помощью приема антитезы. И шокированный читатель видит на том месте текста, где положено находиться прославлению Божественного характера царской власти, обращение к Ивану IV как представителю антихристианских сил.