Книга Эдгар По - Андрей Танасейчук

Второй тезис, пожалуй, еще важнее. Он не только иллюстрирует способность По к литературно-теоретическим размышлениям, но закладывает основы его собственной оригинальной поэтической теории, многие из положений которой не утратили своей актуальности и до наших дней.

Вот он, тот абзац, что содержит этот основополагающий тезис:

«По-моему, стихи отличаются от научного сочинения тем, что их непосредственной целью является удовольствие, а не истина; а от романа — тем, что доставляют удовольствие неопределенное вместо определенного и лишь при этом условии являются стихами; ибо роман содержит зримые образы, вызывающие ясные чувства, тогда как стихи вызывают чувства неясные и непременно нуждаются для этого в музыке, поскольку восприятие гармонических звуков является самым неясным из наших ощущений. Музыка в сочетании с приятной мыслью — это поэзия; музыка без мысли — это просто музыка; а мысль без музыки — это проза именно в силу своей определенности».

В дальнейшем к проблемам поэтической теории он будет обращаться постоянно. Они будут обозначаться (под разными углами зрения) в его многочисленных рецензиях на творения современных ему американских и британских поэтов, а затем окончательно оформятся в работах 1840-х годов — в «Маргиналиях», «Философии творчества» и «Поэтическом принципе».

Однако мы несколько отклонились от канвы повествования. Настала пора вернуться к ней.

Весь апрель 1831 года Эдгар По провел в Нью-Йорке. Он разослал несколько экземпляров сборника по редакциям газет и журналов. Но оставаться в городе, ожидая рецензий, не мог: те небольшие деньги, что он получил за книгу, быстро растаяли. Попытки найти работу не увенчались успехом, тем более что По, видимо, уже решил: его будущая деятельность будет связана со словесностью, и ничего иного для себя не мыслил. Необходимых же связей, чтобы получить место в газете или в журнале (увы, век XIX в этом смысле ничем не отличался от века XX и XXI!), у него не было. Потому ничего удивительного в том, что в начале мая он распрощался с Нью-Йорком и морем отправился в Балтимор.

Читатель может подумать, что, покидая американский мегаполис, По уезжал «в глушь, в Саратов». На самом деле это не так. Балтимор в те годы, о которых идет речь, был, пожалуй, самым (за исключением Нью-Йорка) динамично развивавшимся городом Америки. Это был торговый, промышленный, транспортный центр. Балтимор связывали регулярные пароходные линии с главными портами атлантического побережья США, большинство из них функционировали с 1820-х годов. В 1830 году здесь открыли первую в стране коммерческую железную дорогу Балтимор — Огайо, что немедленно превратило его в крупный транспортный и торгово-перевалочный узел. Город строился, расширялся, сюда ехали люди. Но «не хлебом единым» жил Балтимор. Развивался он и в культурном аспекте. Открывались новые театры («Новый театр» в 1829-м и «Балтимор мьюзеум» в 1830-м), печатались книги, издавались газеты — каждый год появлялось по нескольку новых периодических изданий. Исследователи подсчитали, что в 1815–1833 годах было анонсировано более семидесяти новых изданий. И все они выходили. Понятно, что не каждое из них «прожило» долгую жизнь, век многих был очень короток. Но важно не это, куда важнее тенденция.

Конечно, в Балтимор поэт отправился не потому, что хотел приобщиться к развитию транспорта, промышленности и культуры. Ему просто некуда было деться. Он вернулся бы в Виргинию, но, как писал в одном из писем, «мистер Аллан снова женился, и теперь я уже не могу считать Ричмонд своим местом жительства»[116]. Потому выбор вновь пал на Балтимор.

Интересно, сознавал ли поэт особое, можно сказать мистическое, значение этого города в своей жизни? На тот момент — едва ли. Но в конце жизни — вполне может быть.

По сути, именно в Балтиморе началась его самостоятельная жизнь. Здесь была «обрезана пуповина», связывающая его с Алланами. Здесь он обрел единственно близких людей, своих кровных родственников. Здесь познал счастье, и здесь — исток многих его творческих начинаний. Отсюда Э. По много раз уезжал, но неизбежно возвращался. Географически город расположен на полпути между сонно-аристократическим Югом и шумно-капиталистическим Севером. Для поэта он — вечный полустанок в его постоянных перемещениях — в Ричмонд, Вашингтон, Филадельфию, Нью-Йорк, другие города — близкие и дальние. Что же удивительного в том, что именно Балтимор стал и последним — посмертным — пристанищем Эдгара По: в катастрофические для него дни конца сентября 1849 года он даже не собирался заезжать в Балтимор, а направлялся в Филадельфию, но вот — заехал и — остался навечно…

Но эти роковые события пока еще далеко впереди. И мы, конечно, о них расскажем подробно. Но факт остается фактом — Балтимор действительно особый город в судьбе поэта.

Итак, в первых числах мая наш герой вновь возвращается в Балтимор, в «гнездо» матушки Клемм. Несмотря на то что семья жила очень стесненно, Эдгара встретили радушно, и он вновь обосновался в комнате, что делил с братом. С тех пор как По расстался с ними, отправляясь в Вест-Пойнт, здесь не произошло особых изменений. Семейством по-прежнему ласковой, но твердой рукой управляла Мария Клемм, с ней жили ее дети — Генри и Вирджиния; тут же обитала и бабка поэта, хотя она почти не вставала с постели. Здесь его встретил и старший брат Генри Леонард По. Но тот был совсем плох: болезнь прогрессировала, и жить ему оставалось немного.

От поэта, конечно, не укрылось, как тяжело и скудно жили его родственники. Незадолго до его приезда они переехали с Молочной улицы на Уилкс-стрит, в район Микэникс Роу, само название которого говорит о том, что там располагались предприятия, мастерские и склады. Жить там было дешевле, но, естественно, место было совсем не престижным.

Ничего удивительного, что сразу же по водворении по новому адресу По взялся за поиски работы. От тетушки узнал, что двоюродный брат Нельсон По, служивший в газете, ушел из нее, неудовлетворенный уровнем оплаты, и, таким образом, в редакции образовалась вакансия. Наш герой загорелся идеей получить это место, но проблема заключалась в том, что в свое время, когда был опубликован «Аль Аарааф», редактор и владелец газеты[117] Уильям Гвинн довольно пренебрежительно отозвался о поэме, за что удостоился саркастической отповеди автора. Теперь ситуация поменялась, и По оказался в роли просителя. Скорее всего, после произнесенных когда-то слов он не очень надеялся на место. Однако с просьбой обратился. Но сделал это не лично, а написал письмо. Вот оно:

«Дорогой сэр.

Испытываю большую неловкость по поводу своего неразумного поведения по давешнему поводу, но обращаюсь к вам, поскольку верю в вашу доброту.