Книга Габриэль Гарсиа Маркес. Биография - Джеральд Мартин

И действительно, могло показаться, что впоследствии Маркес проявлял неблагодарность по отношению к некоторым своим знакомым и постоянно преуменьшал значение картахенского периода в его становлении как художника. Но также ясно, что картахенские писатели теперь преувеличивают влияние их города и его интеллектуальной элиты на подававшего большие надежды романиста и стараются не вспоминать о том, сколько ему пришлось выстрадать там. Все семь лет учебы в школе он прозябал в бедности, живя на стипендию и находясь в зависимости от благосклонности других людей. В Боготе ему всегда не хватало денег, а в Картахене — и позже в Барранкилье — он вообще был на грани нищеты. Однако все эти годы он не жаловался на судьбу и не терял оптимизма. И друзья его, и враги — все в один голос подтверждают, что он никогда не ныл и не просил о милости. Как в столь тяжелых условиях, зная, что его семья, в которой было еще десять детей, все младше него, тоже едва сводит концы с концами, ему удавалось сохранять присутствие духа и уверенность в себе, упорно двигаться к намеченной цели и добиваться признания? Объяснить это можно только такими словами, как мужество, сила воли и несгибаемая решимость.

7

Барранкилья, книготорговец, богемное общество
1950–1953

«Думаю, он отправился в Барранкилью в поисках свежего воздуха, большей свободы и лучшего заработка»[332] — так через сорок с лишним лет Рамиро де ла Эсприэлья объяснил решение своего друга переехать из исторического города Картахены в расположенный в восьмидесяти милях к востоку шумный морской порт Барранкилью. Маркес покинул Картахену в конце декабря 1949 г., и в Барранкилью ему следовало приехать до комендантского часа, который к тому времени уже опять был введен, а это было не так-то просто. У него с собой были 200 песо, которые украдкой сунула ему в карман мать, и еще некая сумма денег, подаренная одним из его университетских профессоров — Марио Аларио ди Филиппо. В кожаном портфеле, которым он разжился в Боготе, Маркес вез наброски к роману «Дом». Как обычно, он больше боялся потерять свои черновики, чем деньги. Настроение у Маркеса было приподнятое, несмотря на то, что ему предстояло очередные рождественские каникулы провести в одиночестве. В конце концов, как позже признается в том один из патриотов Картахены, «в то время приехать в Барранкилью — это все равно что вернуться на белый свет, в мир, где кипит настоящая жизнь»[333]. Тем более что Альфонсо Фуэнмайор пообещал Гарсиа Маркесу, что в лепешку разобьется, но устроит друга на работу в редакцию El Heraldo.

Барранкилья — город без истории, без блистательных зданий, но современный, динамичный, гостеприимный, и, самое главное, он находился далеко от Violencia, свирепствовавшей во внутренних районах страны. В то время население города составляло около полумиллиона человек. «Барранкилья дала мне возможность стать писателем, — сказал мне Маркес в 1993 г. — Там проживало больше иммигрантов, чем в любом другом уголке Колумбии, — арабы, китайцы и так далее. Она была как Кордова в эпоху Средневековья. Открытый город, полный умных людей, которым плевать на то, что они умные»[334].

Духовным основателем того, что позже получит известность как «Барранкильянское общество», был каталонец Рамон Виньес. Придет время, и этот старый мудрый книготорговец будет продавать «Сто лет одиночества»[335]. Он родился в горном селении под названием Берга в 1882 г., воспитывался в Барселоне и еще до переезда в Сьенагу в 1913 г. успел добиться скромного признания в Испании. В Барранкилье до сих пор живы слухи о том, что он был гомосексуалистом, и, похоже, они не беспочвенны. Выходит, и Сабала, и Виньес — наставники Маркеса в карибский период его жизни — оба, вероятно, были гомосексуалистами. Когда Гарсиа Маркес познакомился с Виньесом — первая встреча длилась недолго, — тому было уже под семьдесят. Немного тучноватый, с белой копной седых волос и непослушной челкой, торчавшей в разные стороны, как колючки кактуса, он производил впечатление одновременно грозного и благожелательного человека. Сам он спиртным не увлекался, зато был великолепным собеседником с тонким, но едким чувством юмора, а порой бывал и груб в своей прямо-линейности[336]. Среди членов общества он пользовался огромным авторитетом. Виньес прекрасно понимал, что сам он не великий писатель, но он был начитан и великолепно разбирался в литературе. Больших денег он никогда не имел, но не очень убивался по этому поводу. Именно Виньес содействовал сплоченности интеллектуалов Барранкильи и вселил в них уверенность в том, что даже в безвестном городе с низким уровнем культуры, не имеющем ни своей истории, ни университета, ни рафинированного правящего класса, можно получить образование. И быть человеком передовых взглядов. Гарсиа Маркесу особенно хорошо запомнилось одно его высказывание: «Если б Фолкнер жил в Барранкилье, он сидел бы за этим столом»[337]. Возможно, Виньес был прав. Смысл одного из его ключевых утверждений заключался в том, что мир превращается во «вселенскую деревню»; философ и социолог Маршалл Маклюэн к этой идее придет лишь через много лет.

Альфонсо Фуэнмайор (родился в 1917 г.), сын уважаемого писателя Хосе Феликса Фуэнмайора, был самым тихим и, пожалуй, самым серьезным из молодых членов общества, но считался в нем осевой фигурой. Во-первых, потому, что он был напрямую связан со старшим поколением. Во-вторых, потому, что это он свел вместе всех остальных членов общества, поскольку изначально был знаком с каждым из них в отдельности. В-третьих, потому, что именно он предложил Маркесу перейти на работу в El Heraldo, где сам проработал двадцать шесть лет. Фуэнмайор читал по-испански, по-английски и по-французски. Он был спокойным и рассудительным человеком, как и все остальные, умел и любил выпить и исполнял роль смазки в коллективном колесе. Он сильно заикался, но, выпив рому или виски, начинал говорить более гладко. Он был поклонником классической литературы и словарей и, безусловно, слыл самым эрудированным и начитанным членом общества.