Книга "Черта оседлости" и русская революция - Владимир Бояринцев

Так, эсерка Фрума Фрумкина пришла в терроризм, желая самоутвердиться как личность; другой террорист своё участие в организации объяснял так: «Мне жизнь страшно надоела. Жизнь такая, как я жил раньше, хуже всего опротивела» (А. Гейфман). Она также говорила: «Меня всегда привлекала мысль о совершении террористического акта. Я думала и думаю до сих пор только об этом, желала и желаю только этого. Я не могу себя контролировать».

Другие террористы и экспроприаторы принимали участие в террористических актах, потому что нуждались в сильных ощущениях; один из них признавался: «Не могу мирно жить. Люблю опасность».

Поскольку партийные лидеры создали культ динамита и револьвера, окружили террориста героическим ореолом, убийство приобрело притягательную силу для молодых людей. Значительное число несовершеннолетних террористов и экспроприаторов пришли к участию в насилии вследствие экономических тягот, даже нищеты. Особенно это относится к еврейской молодёжи, составлявшей большую часть анархических организаций. Но многие юноши и девушки были выходцами из зажиточных семей. Как и многие взрослые боевики, некоторые несовершеннолетние террористы в той или иной степени были психически нестабильны, но взрослые террористы охотно вовлекали несовершеннолетних в боевую деятельность.

Юные террористы пытались подражать взрослым и в выборе жертв: это были агенты охранного отделения, управляющие магазинами, офицеры полицейского и тюремного департаментов, чиновники царской администрации. «Некоторые подростки проявляли крайнюю жестокость. Так, еврейский мальчик в Гомеле в июне 1904 года плеснул серной кислотой в лицо полицейскому, стоявшему на своём посту» (А. Гейфман).

«Попав в тюрьму, экстремисты нового типа вели себя как обычные уголовники: пьянство, карты, полная бездеятельность “из принципа”, грубые шутки и издевательства, площадная брань, всё это было в порядке вещей. Это в корне отличало их от предыдущих поколений революционеров, которые презирали тюремщиков, отказывались иметь с ними дело. По воспоминаниям одного политического арестанта, “каждый день вспыхивали ссоры между нами и шпаной. Обе стороны не раз хватались за ножи”…».

Многие экстремисты вели себя так же и на воле.

Немалую роль в развитии «революционного» терроризма сыграл анархизм. Анархизм как российское движение возник в Женеве в 1900-м году, где зарождается организация «Группа русских анархистов за границей», издавшая воззвание с призывом к свержению самодержавия и к социальной революции в России. Лидерами группы были Мендель Дайнов, Георгий и Лидия Гогелия.

С 1903-го года анархизм начинает работать как организация непосредственно в России. «В её теоретических установках — массовые выступления в городе и деревне, широкий террор» (П. Кошель).

Анархические группы из евреев-ремесленников появляются в Белостоке, в Нежине — из учащейся молодёжи, через год — в Екатеринославе, Житомире, Одессе, далее — уже во многих городах.

В 1904-м году в Белостоке анархисты совершили несколько покушений на предпринимателей, а 1905–1907-е годы были годами расцвета анархизма, который уже стал делать упор на обыкновенные грабежи. «Анархисты гордились, что им удалось идейно подковать известного вора Шпиндлера. Группы грабили мелкие лавочки, совершали налёты на квартиры… Исчезла граница между идейными действиями и обыкновенной уголовщиной…» (П. Кошель).

«Неудивительно, что многие евреи, особенно старики, были очень недовольны молодыми еврейскими экстремистами, чья террористическая деятельность приводила к погромам: “Они стреляли, а нас бьют”…» (Анна Гейфман).

Появляется категория безмотивников-террористов, которые считали, что убивать следует не какое-то конкретное лицо из правительства и царствующего дома, а первого попавшегося буржуя. «Для этого предлагалось бросать бомбы в местах скопления прилично одетой публики: в дорогих ресторанах, вагонах первого класса и пр. Чем больше случится таких безмотивных убийств, тем скорее массы взбунтуются. Безмотивники взорвали бомбы в варшавском отеле “Бристоль”, в кафе Либмана в Одессе. На одесском вокзале ими взорван вагон первого класса» (П. Кошель).

1905-й год ознаменовался разгулом терроризма; вот только несколько примеров:

— в Кишинёве убит пристав;

— в Одессе ранены полицмейстер и пристав;

— в Уфе убит губернатор;

— в Красноярске убит полицмейстер;

— в Ростове убит жандармский полковник;

— в Гомеле убит исправник.

За период с октября 1905-го года по конец апреля 1906-го года было убиты и ранены 671 служащий Министерства внутренних дел, из них только 13 занимали высокие посты, а остальные были городовыми, кучерами и сторожами.

«Особенно распространилось среди новых профессиональных террористов обыкновение стрелять или бросать бомбы без всякой провокации в проходящие военные или казачьи части или в помещения их казарм…»

Анна Гейфман показала, что в истории России начала ХХ-го столетия основную роль в создании революционной ситуации играли политические убийства, покушения, взрывы, вооружённые нападения, политические грабежи. По её данным за этот период жертвами революционных террористов стали примерно 17 тысяч человек.

В период с 1860-х до 1900-х годов террористические акты были не так уж часты — на счету террористов числилось не более 100 жертв, а радикальные круги 1860-х и 1870-х годов состояли главным образом из людей, принадлежащих по образованию или происхождению к привилегированным группам российского общества. В начале же ХХ-го века уже большинство террористов составляли ремесленники и чернорабочие (часто безработные).

«В целом мужчины и женщины, принадлежащие к новому типу террориста, гораздо чаще, чем в XIX веке, происходили из различных населявших Российскую империю меньшинств — таких как евреи, поляки, народы Кавказа и Прибалтики. Эту категорию экстремистов составляли главным образом люди, стоявшие на самых низших ступенях социальной лестницы и бывшие по преимуществу необразованными…»

В своих мемуарах Вера Фигнер — одна из самых активных участниц Исполнительного комитета «Народной воли» — писала о том, что общество не видело выхода из существующего положения: одна его часть одобряла насилие, в то время как другая видела в нём только необходимое зло — но даже они восторгались доблестью и ловкостью борца…

«С ликованием встретили убийство министра в местечках юго-западной России, а в Борисове и Минске даже прошли демонстрации, несли красные флаги с надписью: “Смерть палачам”… Плеве обвинялся в сплочении империи, что азефам было не по нраву, в подавлении беспорядков, вызываемых еврейской молодежью, в почитании русских святынь» (П. Кошель).

Из черты оседлости — в революцию

Дадим слово В. В. Шульгину: «Если о русских было удачно сказано, что они хотят “не то конституции, не то севрюжины”, то евреи прекрасно знали, чего они хотели. Это было формулировано американским миллионщиком, евреем Яковом Шифом, который сказал С. Ю. Витте в 1905 году: “Передайте вашему Государю, что если еврейский вопрос не будет разрешён правительством, то его разрешит революция”.