Книга "Пятая колонна" и Николай II - Валерий Шамбаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Речь Милюкова вызвала настоящий взрыв и по всей России. Публиковать ее в газетах запретили. Но ее распечатывали отдельными оттисками, и она миллионными тиражами распространялась по стране. Позже в своих мемуарах Милюков оправдывался, что стал жертвой обмана. Дескать, в Швейцарии ему подсунули подборку материалов люди, связанные с германской агентурой. Но это ложь. Ведь доказательства «измены» он сознательно брал из газет противника! Неужели популярный политик, профессор был настолько наивным, чтобы слепо подхватить вражескую пропаганду и вывалить ее с трибуны Думы? И не только он! Известно, что доклад Милюкова предварительно обсуждался на совещаниях лидеров Прогрессивного блока, одобривших его.
В воспоминаниях лгал и Гучков. Заявлял, будто сам он вообще стоял в стороне от Милюкова и не был причастен к его выступлению. Но массовое тиражирование его речи обеспечил именно Гучков, используя возможности ВПК. Через Рабочие группы привлекли рабочих типографий, грузчиков. Тюки с распечатками речи складировались в помещениях ВПК, их грузили на автомашины, отправляя на заводы, в другие города. Из киевского ВПК Терещенко рассылал их на фронт. В клеветнической кампании поучаствовали и те, кто представлял себя «монархистами», «черносотенцами». Несколько тюков забрал Пуришкевич, уезжавший на фронт с санитарным поездом.
Кстати, ключевой вопрос был поставлен Милюковым совершенно правильно — «глупость или измена»? Но обращать его следовало не к царю и не к правительству, а к оппозиции. Со стороны руководителей заговора осуществлялась измена. А доверие к их агитации становилось катастрофической глупостью. По сути, Милюков подал всем силам революции сигнал к началу штурма.
Любая внимательная и хотя бы мало-мальски объективная проверка фактов показывает: миф о Распутине имеет слишком мало общего с действительностью. Но создавали этот миф очень могущественные силы. Великий князь Николай Николаевич, Родзянко, Гучков, многочисленные либеральные газеты, в войну подключились и британская, и германская пропаганда. Кстати, впоследствии Милюков признал в мемуарах, что «Распутина у трона не было» и влияния на политику он не оказывал. Но если лидер кадетской партии знал это, значит, в своей речи 1 ноября 1916 г. он заведомо лгал — в чем и расписался [49].
А окружали Григория Ефимовича совершенно разные люди. Господь наделил его даром предвидения, но проявлялся этот дар далеко не всегда и независимо от его воли. Сестры-черногорки Милица и Стана, желая блеснуть перед царем, изначально представили ему Распутина именно как прозорливца. Но на вопросы Николая II он прямо ответил: «Царь-батюшка, да не умею я в будущее-то заглядывать». И людей «насквозь» он не видел, был по-детски доверчивым. Когда не стало Столыпина, за старцем снова установили наблюдение, а после покушения к нему была приставлена охрана, любые его контакты фиксировались. О. А. Платонов изучив все полицейские документы, составил полный список людей, встречавшихся с Распутиным, в нем тысячи имен [61].
Среди них были искренние почитатели, приходили к нему в гости, вели духовные беседы за чаем. Были больные, верившие в его помощь. Были многочисленные просители. Как раз те, кто верили слухам о «влиянии» Распутина, надеялись на его ходатайства в тех или иных делах. А он сохранял редкую доброту и простоту души. Кому нужно, давал деньги. Не отказывал и в ходатайствах. Но каких? Анна Вырубова вспоминала: «Григорий Ефимович, перебегая от одного к другому, безграмотной рукой писал на бумажках разным влиятельным лицам записки всегда почти одного содержания: “Милый, дорогой, прими” или “Милый, дорогой, выслушай”. Несчастные не знали, что менее всего могли рассчитывать на успех, прося через него, так как все относились к нему отрицательно».
Но в окружение Распутина затесались и проходимцы — князь Андроников, Манасевич-Мануйлов, купец Арон Симанович, выступавший ходатаем за евреев. Вот они-то изображали, будто способны проворачивать через Распутина любые дела, искали клиентов и брали за «помощь» немалую мзду. Но это было целиком на их совести (если таковая имелась). Сам старец оставался совершенно бескорыстным. Платы за исцеление не просил никогда. Если давали пожертвования — брал, но сразу же раздавал нищим, нуждающимся, сиротским домам, на монастыри и др. Юлия Ден, относившаяся к Распутину очень прохладно, свидетельствовала: «Жилье старца было весьма скромным, питался он довольно скудно, а вино ему приносили в качестве дара лишь в последний год его жизни… Григорий Ефимович жил и умер бедняком… Я видела лишь моральную сторону этого человека, которого почему-то называли аморальным».
Да, аморальное поведение, кутежи, женщины — все это оказывалось лишь домыслами. Его дочь Матрена вспоминала, что еще в 1892 г., когда он засобирался в свои странствия, «что-то произошло в его душе: он перестал пить, курить и есть мясо и ушел из дома». Он до самой смерти не ел мясную пищу. Водки (на которую потом начнут клеить этикетки с его фамилией) не пил вообще. Употреблял только виноградное вино (мадеру), редко и умеренно. Иногда его приглашали в рестораны, но и здесь он вел себя с редким достоинством. Англичанин Жерард Шелли, побывавший в России и оставивший мемуары «Пестрые купола», рассказывал: он присутствовал на званом вечере, провожали на фронт офицеров. Был приглашен и Распутин. Но он даже не притронулся к спиртному, а когда явились цыгане плясать по заказу устроителей, старец поднялся и с отвращением вышел. Шелли хотел познакомиться с ним, пошел следом, и Григорий Ефимович с горечью говорил ему: «Как печально! Как грустно за Россию! Вера и благочестие покинули душу. И воет она, как волк у ворот вымершей зачумленной деревни, пугая честных людей. Россия гибнет».
Не доверять наветам на Распутина Николай II имел полные основания. Когда ему доносили о якобы непристойных поступках и скандалах, он никогда не отказывался назначать проверки — и всякий раз эти истории рассыпались, оказывались абсолютно голословными. Известны случаи доносов о «выходках» Распутина, будто бы имевших место в то самое время, когда он находился рядом с государем в Царском Селе, а в другой раз — вообще не в Петрограде, а в Покровском.
Впрочем, почему бы нам не обратиться к самому прямому и объективному свидетельству. Самого государя. Он-то знал Распутина лично. Видел его глаза в глаза, общался с ним. И сам, а не понаслышке ощущал его молитвенную силу. Вот что он говорил и писал про Григория Ефимовича: «Он хороший, простой, религиозный русский человек. В минуты сомнений и душевной тревоги я люблю с ним беседовать, и после такой беседы мне всегда на душе делается легко и спокойно». «Когда у меня забота, сомнения, неприятность, мне достаточно пять минут поговорить с Григорием, чтобы тотчас почувствовать себя укрепленным и успокоенным. Он всегда умеет сказать мне то, что мне нужно услышать. И действие его слов длится целые недели». «Все эти тяжелые годы я прожил только благодаря его молитвам». «Если бы не молитвы Григория Ефимовича, то меня давно бы убили».
В 1916 г. генерал Алексеев — кстати, выходец из простонародья, сын бывшего крепостного крестьянина — невольно выдал затаенную гордыню, сказал царю: «Удивляюсь, Ваше Величество, что Вы можете находить в грязном мужике!» Государь ответил открыто: «Я нахожу в нем то, чего не нахожу ни в одном из наших священнослужителей». Это было действительно так. В феврале 1917 г. верхушка российского духовенства предаст Николая II. Старец Григорий государя и его близких не предал…