Книга Шахматы без пощады: секретные материалы... - Виктор Корчной

Глава 28 США

В конце 70-х годов я неоднократно бывал в Соединенных Штатах. В свое время, когда на шахматной сцене бушевал Роберт Фишер, в Штатах начался шахматный бум. Однако Фишер, гениальный, но не в твердом уме человек ушел, практически навсегда, и шахматная жизнь в стране перестала бурлить. Интерес к игре все же сохранился. В 70-е, 80-е годы шахматная жизнь текла неспешно. Проводились турниры, как правило, опены. Крупные, с сотнями участников. Например, в 1983 году я играл в открытом первенстве США, где было 840 участников. Много лет, вплоть до самой смерти проводил турниры в Лон-Пайне их спонсор мистер Стетхем. Опен 1981 года, где был преодолен бойкот советских, оказался для него последним… Мои выступления — лекции и сеансы во многих городах Америки тоже привлекали внимание.

В конце 70-х годов началась иммиграция в США евреев из СССР. В крупных городах появились целые районы, заселенные русскоговорящими. Как, например, Брайтон Бич в Нью-Йорке. И, естественно, возникла соответствующая инфраструктура — организации, обслуживающие русскоговорящее население. Однажды, в начале 1981 года я давал сеанс в Питтсбурге. Перед началом ко мне подошел один русский, представился, сказал, что работает инженером на одном заводе. Предложил внести взнос за участие в сеансе. Я ответил, что платить нужно организаторам выступления, а не мне. Тогда он продолжил: «Я прочитал, что создан «Фонд помощи Корчному к матчу против Карпова». Но я пользуюсь случаем вручить лично вам двести долларов в Фонд помощи». Я обомлел. Какой-то мошенник, прикрываясь моим именем, обирает русских, только что приехавших в Штаты! Я не принял деньги, я написал резкое опровержение в русскоязычную газету Нью-Йорка «Новое русское слово».

Мне казалось, что после освобождения из советского плена моя семья — жена и сын должны были ехать в Штаты. У сына, считал я, там было бы больше возможностей, чем в Европе. Большинство его друзей и подруг отправились в Штаты. Жена прилично говорила по-английски. Ей там, в Штатах, было бы хорошо. Я буду наезжать в Нью-Йорк. Может быть, через несколько лет мне захочется туда переехать… Я снимал квартиру в Манхеттене в 1980—82 годах, жил там некоторое время. Потом больше полугода квартира стояла пустая, в ожидании постояльцев…

В конце 1979 года мною заинтересовалась фирма «МакКормик». Они предложили, что будут меня рекламировать, использовать меня для рекламы, а я за это стану платить им 30 % от своих доходов. Я согласился, исправно платил фирме месяцев десять. Но потом они прислали письмо, что шахматы, к сожалению, не популярны, и они бессильны включить меня в мир рекламы. С тех пор, за двадцать с лишним лет шахматы — думается, благодаря мне, Фишеру, Каспарову, Шорту, Ананду, Крамнику — сделали серьезные шаги к популярности в западном мире. Сейчас уже несколько гроссмейстеров работают в мире рекламы.

Видимо, форма связи рекламного агентства с артистами-гроссмейстерами стала хорошо известна. Некоторые работники ФИДЕ, используя свое влияние в шахматном мире, при попустительстве остальных руководителей шахматного союза стали продвигать в турниры своих людей. За это продвинутые в крупные соревнования молодые люди платят им 30 % своих заработков. Что тут можно добавить? Tax free!!

Однажды, зимой 1980—81 года мне позвонила дочка Сталина, Светлана Аллилуева, и пригласила к себе. Как ей удалось найти мои координаты — не знаю; вероятно, у нас оказались общие знакомые. Дочь Сталина жила в то время в окрестностях Нью-Йорка. Я приехал на поезде. От станции она подвезла меня к себе домой на машине.

В чем дело, откуда у нее возникло желание со мной побеседовать? Матч в Багио был широко разрекламирован в прессе. Особое внимание уделялось парапсихологическому влиянию, которому я был подвержен во время матча. А дочь великого Сталина подозревала, что КГБ следит за ее жизнью и, более того, парапсихологически вмешивается в нее. В момент, когда мы встретились, она уже в шестой раз, поменяла жилье. По этой причине, т. е. стараясь уйти от персональной парапсихологической слежки! Я вспомнил своего друга Льва Спиридонова. Он говорил: «Два переезда равны одному пожару!»

Что бы я ни думал о возможности парапсихологической слежки тогда и сейчас, моя обязанность была — разуверить ее. И я высказал сомнение в возможности такой формы преследования. Мне показалось, что ей это не понравилось. И мы поэтому больше не встречались.

По ходу беседы, которая продолжалась более двух часов, мне удалось узнать некоторые черты характера дочери великого человека. Я понял — дочери Сталина выпала нелегкая доля. Светлана Аллилуева считала себя во всех смыслах наследницей отца. Печатные труды Сталина издавались на Западе коммунистами, деньги за продажу книг откладывались в швейцарский банк. За несколько лет, что я прожил на Западе, я научился не задавать прямых вопросов в разговоре — прямой вопрос требует прямого ответа и потому может быть расценен собеседником как вторжение в его личную жизнь. Но все же я уяснил, что Светлане удалось забрать из банка эту пару миллионов.

Однако акт наследования содержал не только приятные ощущения. Светлана испытывала страшный гнет ответственности за преступления, совершенные Иосифом Джугашвили-Сталиным. Вот пример: «У меня много друзей в Западной Германии», — говорит она. «Ну, поезжайте туда, повстречайтесь с ними». «Но как я могу?» «Что вы, — говорю я, — ведь это сейчас самая демократическая страна в мире!» «Да, но ведь она разделена!» «Ну и что?» «А кто в этом виноват?!»

Пришла из школы дочь Светланы. Она сидела тихо и не обращала никакого внимания на наш русский говор. Мать общалась с ней по-английски, притом, что английский язык Светланы был не слишком богат и фонетически не очень чист. Почему она не учила дочь русскому языку? Из опасения, что и на внучку падет проклятие за злодеяния ее деда. Нет, нелегкая доля выпала наследникам тирана XX века…

Интересный вопрос: к чему шахматы ближе, к точным наукам или к гуманитарным? Ближе математикам или артистам? На эту тему трудно рассуждать. Большинство шахматистов, особенно сильных, обладают артистическими данными. Во время партии шахматист чувствует, о чем думает противник — чем сильнее шахматист, тем сильнее у него развито это чувство. Как бы то ни было, по ходу своей жизни я не раз ощущал интерес артистов к тому, чем я занимаюсь. Скажем, во время моего матча с Полугаевским в 1980 году в Буэнос-Айресе ко мне подошел приехавший на гастроли Мстислав Растропович. У меня где-то сохранилась карточка, на которой он написал: «Называйте меня Слава». В 1983 году я приехал в Соединенные Штаты играть матч с Каспаровым. Матч не состоялся, и вместо него я выступил в открытом чемпионате США. Частым гостем этого турнира был известный киноартист Петер Фальк — «детектив Коломбо». Он много общался во время чемпионата с Петрой.

Как-то я познакомился со знаменитым танцовщиком, перебежчиком в США Михаилом Барышниковым. О его жизни снят известный фильм «Белые ночи», где Барышников сыграл самого себя. Какой сюжет! Американский балет летит в Японию над Советским Союзом. По дороге случается какая- то авария, и самолет вынужден совершить посадку. Советская разведка тут как тут, и главного героя, в свое время сбежавшего из СССР, берут под арест. Они хотят, чтобы он выступал на сцене Мариинского театра в Ленинграде и забыл об Америке. В конце концов, танцовщику снова удается бежать, укрывшись в американском консульстве. Барышников прекрасно играл в этом фильме и прекрасно танцевал.