Книга Император для легиона - Гарри Тертлдав

– Я передам моим людям ваше приглашение, – ответил он.

На каменном лице Клосарта отразилось недоверие, но трибун говорил вполне искренне. Не было смысла скрывать от легионеров предложение намдалени или запирать их в лагере и убивать любого островитянина, подошедшего к ним на двадцать шагов… Лучше опережать события, не давая им опередить тебя.

Когда трибун вышел из палатки своего шурина, Файярда поблизости не было видно. Где-то рядом, громко стуча, перекатывались кости, и намдалени, без сомнения, решил, что Скаурус хорошо знает дорогу к своему лагерю. Шагая к римскому лагерю, трибун испытывал сильное головокружение. Его переполняли мысли. Первое чувство, охватившее его после предложения Сотэрика, оставалось неизменным: после быстрого роста влияния римлян в Видессосе, после двух лет жизни в Империи стать графом в Княжестве казалось ничтожным уделом – нечто вроде большого волка в маленькой стае. Он не рвался покидать Империю. Казды были врагами, с которыми необходимо продолжать войну после того, как они победят Сфранцезов, – если только им удастся победить. С другой стороны, думая об интересах римлян в этом мире, Марк признавал, что жизнь в Намдалене была вполне привлекательной. Он сомневался, что его солдатам когда-либо по доброй воле дадут землю в Империи. В Риме ревнивый Сенат крепкой рукой держал италийские земли. В Империи земля была сосредоточена в руках знати, а немногочисленные маленькие усадьбы были до предела обложены налогами. Земля, конечно же, привлечет его солдат.

Было и еще одно обстоятельство. Хелвис, несомненно, бросит его, если он скажет Сотэрику «нет», а он совсем не хотел разрыва. Что-то еще было между ними, горело и не могло потухнуть. И у них был сын… Почему все на свете должно быть таким запутанным?

Гай Филипп ждал его у северных ворот лагеря, нервно расхаживая взад и вперед. Его резкое, ироничное лицо разгладилось, когда он увидел приближающегося Скауруса.

– Давно пора было тебе явиться, – сказал он. – Еще час, и я отправился бы за тобой сам. И привел бы с собой друзей.

– В этом не было необходимости, – ответил Марк. – Но нам нужно поговорить. Найди Глабрио, Горгидаса и приходи сюда, мы выйдем за палисад. Возьми еще кельта, ладно? Его это тоже касается.

– Виридовикса? Ты уверен, что хочешь говорить с ним, а не драться? – хмыкнул Гай Филипп, но поспешил выполнить поручение.

Марк увидел, что римляне провожают его глазами, они знали, что произошло нечто важное. Черт бы побрал Сотэрика с его детскими театральными эффектами, подумал трибун.

Через несколько минут люди, чье мнение он уважал, собрались вместе, и на лицах их читалось любопытство. Они вышли из лагеря и скрылись в темноте, разговаривая о незначительных вещах и тщетно пытаясь всем своим видом убедить легионеров, что встретились совершенно случайно и ничего серьезного обсуждать не намерены. За пределами слышимости часовых Скаурус отбросил камуфляж и в двух словах объяснил, что произошло.

Друзья долго молчали, обдумывая услышанное. Марк проделал эту работу по дороге в римский лагерь.

– Если вы хотите знать мое мнение, то я скажу «нет». Я ничего не имею против намдалени, они храбрые парни и хорошие собутыльники, но я не собираюсь провести остаток своих дней среди варваров, – первым нарушил тишину Гай Филипп.

У старшего центуриона в большей мере было развито чувство превосходства, которое римляне испытывали ко всем другим народам, за исключением, пожалуй, эллинов. В этом мире стандартом, на который равнялись все остальные страны, был Видессос, и центурион почитал себя неотделимым от Империи, забывая, однако, при этом, что сами имперцы считали его таким же варваром, как и намдалени.

Горгидас отлично понимал это, но его выбор был таким же:

– Я покинул Элладу и променял ее на Рим много лет назад, потому что знал – моя родина уходит в прошлое, а Рим движется вперед. Неужели я изменю этому принципу сейчас? Думаю, нет. Здесь мое место, и здесь я останусь жить. Я хотел бы научиться тут очень многому, тому, чего народ Княжества. еще не знает.

Что касается Виридовикса и Глабрио, то они ответили не так быстро.

– М-да, ты задал нам нелегкий выбор, милый Скаурус, да к тому же двое из нас против, – сказал кельт. – Я всегда легче лажу с намдалени, чем с этими скользкими заносчивыми имперцами. Никогда не знаешь, что у них в голове, и, боюсь, в один прекрасный день я могу обнаружить у себя между ребер кинжал наемного бандита только потому, что буду одет не по моде. Пожалуй, я за островитян.

Остался Квинт Глабрио, и судя по выражению страдания, появившемуся на его лице, выбор ему сделать было труднее всех.

– Я тоже иду в Намдален, – сказал он наконец.

Горгидас судорожно втянул ноздрями воздух. Лицо Глабрио стало еще более несчастным, и он продолжал:

– Я делаю это только ради земли. Я пошел на службу в легион только потому, что это давало мне единственную надежду когда-нибудь получить землю. Это шанс стать самим собой, а не батрачить всю жизнь за гроши на хозяина. Без земли у тебя нет ничего, земля – это главное.

– Земля сделает тебя еще большим рабом, чем хозяин, – возразил Гай Филипп. – Я присоединился к орлам, чтобы не умереть с голоду на несчастном клочке, где я родился. И ты хочешь ходить за задницей быка от рассвета до заката, парень? Ты, должно быть, спятил.

Но Глабрио упрямо качнул головой: земля была его мечтой – и мечта эта оказалась более сильной, чем нить, соединяющая его с Горгидасом. Грек в эту минуту был похож на солдата, который силится скрыть боль, причиняемую ему раной. Он ни словом не возразил своему товарищу, хотя глаза у него и сделались умоляющими. И снова Марк восхитился греком, подумав о его страхах и сомнениях, о том, как они повлияют на принятое им решение.

Центурионы были слишком дисциплинированны, а Горгидас слишком вежлив, чтобы задать явно напрашивающийся вопрос, но Виридовикс спросил, как всегда, прямо:

– А что же собираешься делать ты, дорогой друг?

Скаурус надеялся, что в ответах его друзей будет какое-то единодушие, но они оказались такими же противоречивыми, как и его душа. Он долго молчал, чувствуя, что склоняется то на одну, то на другую сторону, и наконец сказал:

– После того как штурм закончился неудачей, я не думаю, что у Гавраса есть реальная возможность захватить город, а без столицы он проиграет войну с Ортайясом. Скорее всего, я отправляюсь в Намдален. Под властью Сфранцезов Империя рухнет. Но я в любом случае не буду им служить. Даже казды, по-моему, лучше, потому что не прячут своего лица под маской.

Приняв такое решение, трибун был далеко не уверен в своей правоте и потом, заканчивая свою речь, сказал:

– Я не буду никому приказывать. Пусть каждый решает этот вопрос сам. Гай, мой друг, мой учитель, я знаю, что ты будешь поступать честно и по-человечески с теми солдатами, которые последуют за тобой.

Они крепко обнялись, и Марк поразился, увидев слезы на глазах ветерана.