Книга Выход из кризиса есть! - Пол Р. Кругман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И даже этот подход, по всей видимости, недооценивает, насколько кейнсианским стал теперь мир. Почему? Потому что правительства обычно способны сгладить эффект строгой бюджетной экономии, в частности снижая процентные ставки и/или девальвируя валюту, но эти меры недоступны большинству стран, экономика которых затронута нынешним глобальным кризисом.
Рассмотрим еще один пример. В середине 90-х годов ХХ века Канада резко сократила дефицит бюджета, сохранив высокие темпы экономического роста. Когда в Великобритании пришло к власти нынешнее правительство, его члены часто приводили в пример Канаду, обосновывая свое убеждение тем, что режим строгой экономии не вызовет резкого экономического спада. Но если взглянуть на то, что происходило в тот период в Канаде, мы увидим прежде всего резкое падение процентных ставок. В современной Великобритании, где ставки уже и так очень низкие, подобное неосуществимо. Кроме того, у Канады была возможность значительно увеличить экспорт в переживающую экономический подъем соседнюю страну — Соединенные Штаты Америки (отчасти благодаря серьезному обесцениванию канадского доллара). Для Великобритании это тоже было нереально, поскольку ее сосед — зона евро — переживал экономический спад, а слабость экономики этой зоны обусловила слабость ее общей валюты.
Можно привести и другие примеры, но их и так уже немало. Суть в том, что шумиха вокруг якобы существующих свидетельств в пользу стимулирующей экономии была сильнее, чем их убедительность. И действительно, после серьезного анализа основания для веры в эффективность жесткой экономии быстро исчезли. Трудно удержаться от вывода, что политическая элита с готовностью поверила Але-сине с Ардагной, не проверив надежность их доказательств, поскольку в этих работах говорилось то, что власти предержащие хотели услышать. Но почему же они хотели услышать именно это? Хороший вопрос. Прежде чем ответить на него, посмотрим, как проходит один масштабный эксперимент по строгой экономии.
Большинство государств, реализующих политику жесткой экономии, несмотря на высокий уровень безработицы, делают это по принуждению. Греция, Ирландия, Испания и кое-кто еще оказались не в состоянии выплачивать внешний долг и были вынуждены сократить расходы, а также повысить налоги, выполняя требования Германии и других стран, предоставляющих экстренные займы. И только одно правительство начало добровольно проводить политику строгой экономии из-за того, что верило в фею уверенности, — правительство Дэвида Кэмерона в Великобритании.
Жесткие меры Кэмерона стали в некотором роде политическим сюрпризом. Конечно, Консервативная партия проповедовала строгую экономию еще до выборов 2010 года, но сформировать правительство консерваторы смогли только в коалиции с либерал-демократами, которые, как все ожидали, станут сдерживающей силой. Однако либерал-демократы попали под влияние энтузиазма тори… Вскоре после вступления в должность Кэмерон объявил о программе масштабного сокращения государственных расходов, и, поскольку в Великобритании, в отличие от Америки, политическая система не позволяет упорному меньшинству отклонить политику, навязываемую сверху, план строгой экономии был приведен в действие.
Политика Кэмерона имела прямое отношение к уверенности. Представляя первый после своего вступления в должность бюджет, канцлер казначейства (министр финансов) Джордж Осборн заявил, что, если не сократить расходы, Великобританию ждут повышение процентных ставок, разорение предприятий, резкий рост уровня безработицы и, возможно, даже катастрофическая утрата уверенности в восстановлении экономики. «Мы не можем позволить, чтобы это случилось, — сказал Осборн. — Этот бюджет должен решить проблему внешнего долга нашей страны. Этот бюджет должен вселить уверенность в нашу экономику. Этот бюджет неизбежен».
В США политика Кэмерона вызвала одобрение как консерваторов, так и центристов. В частности, не скупился на похвалы Дэвид Бродер из «Washington Post»: «Кэмерон и его партнеры по коалиции сделали решительный шаг, оставив без внимания предупреждения экономистов, что большая доза сильнодействующего средства может повредить пациенту — восстановление британской экономики прекратится, и страна снова будет ввергнута в кризис».
И что же мы видим?
Да, процентные ставки в Великобритании остаются низкими, но то же самое наблюдается в США и Японии, внешний долг которых еще больше, но резкого поворота к режиму строгой экономии не было. Как правило, инвесторы не испытывают опасений, если речь идет о любой развитой стране, имеющей стабильное правительство и собственную валюту.
Но как же фея уверенности? Укрепилась ли вера инвесторов и потребителей, когда Британия пошла по пути строгой экономии? Вовсе нет. Наоборот, уверенность бизнесменов упала до уровня, невиданного с разгара финансового кризиса, а уверенность потенциальных покупателей стала даже ниже, чем в 2008–2009 годах.
В результате мы видим экономику, которая так и не выбралась из глубокой депрессии. Как отмечают эксперты Национального института экономических и социальных исследований, этого британского мозгового треста, в определенном смысле Великобритания хуже справляется с кризисом, чем во времена Великой депрессии: через четыре года после ее начала британский ВВП восстановился до прежнего уровня, тогда как сейчас до показателей начала 2008-го еще очень далеко. Не могу не сказать о том, что Великобритания, похоже, оказалась на пороге нового экономического кризиса.
Вряд ли можно привести более убедительное доказательство, что «экономы» ошибались. Тем не менее Кэмерон и Осборн твердо стоят на своем, отказываясь сменить курс.
Положительным в британском эксперименте является тот факт, что Банк Англии — аналог Федеральной резервной системы США — продолжал делать все возможное, чтобы противостоять экономическому спаду. За это он заслуживает особой награды, поскольку очень многие требовали не только проведения жесткой бюджетной политики, но и повышения процентных ставок.
Желание «экономов» урезать государственные расходы и снизить дефицит бюджета даже под угрозой экономического спада ошибочно. На мой взгляд, оно вообще глубоко деструктивно. Тем не менее его нетрудно понять, поскольку устойчивый дефицит бюджета может стать реальной проблемой. Труднее понять стремление повысить процентные ставки. Я был шокирован, когда в мае 2010 года ОЭСР призвала резко поднять процентные ставки, и этот призыв кажется мне очень странным до сих пор.
Зачем поднимать процентные ставки, когда экономика в глубоком кризисе, а риск инфляции невелик? Объяснения продолжают сменять друг друга.
Призывая в 2010 году к резкому повышению ставок, ОЭСР поступала странно — противоречила собственному экономическому прогнозу. Этот прогноз, основанный на построенных организацией моделях, предсказывал в ближайшие годы низкую инфляцию и высокий уровень безработицы. Игроки финансовых рынков, которые в то время были настроены более оптимистично (впоследствии они изменили свою точку зрения), говорили о высокой инфляции. По меркам исторической ретроспективы предсказанные уровни повышения цен на товары и услуги все равно были низкими, но ОЭСР ухватилась за высказывания о росте инфляции, чтобы оправдать политику «дорогих» денег.
