Книга Москвест - Андрей Жвалевский

— Да что мы, господа, ей-богу, все по-французски да по-французски! Вспомним незабвенного Александра Сергеича! «Чтоб умный, бодрый наш народ хотя б по языку нас не считал за немцев»!

«Странно, — подумала Маша, — это ж вроде Грибоедов написал? Или он тоже Александр Сергеевич?» Грибоедов был любимым поэтом Машиного папы, который считал его «незаслуженно заслоненным этим африканским выскочкой», так что в авторстве цитаты сомнений не было. А вот имя и отчество поэта Маша не помнила. И так мучительно пыталась вспомнить, что вздрогнула, услышав вопрос, заданный ей прямо в ухо:

— А вот пусть хотя бы наш бодрый народ скажет — кто сии строки написал? А, красавица?

И Маша ляпнула:

— Грибоедов! Только я его имени-отчества не помню.

За столом установилась удивленная тишина. Ее разрядил тот, кто и задал неожиданный вопрос — молодой чернявый офицер с залихватски закрученными усами. Он вдруг захохотал и зааплодировал:

— Ну, ваше сиятельство! Ну, Паоло, чертов сын! Уже и дворовым своим поэзию читаешь…

Ситуация была спасена. Многие захлопали вслед за чернявым, другие понимающе закивали: «Да, Пал Иваныч, молодец, уморил…». Маша бросилась наполнять бокалы и убирать тарелки. Беседа пошла своим чередом — правда, теперь уже по-русски.

* * *

Вечером, когда все наконец разошлись и дом погрузился в темноту, смертельно уставшая Маша, решила спуститься на кухню, чтобы попить чего-нибудь. Весь вечер ей страшно хотелось чаю. Слугам этот напиток не полагался, но Маша понадеялась, что найдет на кухне остатки барского чаепития и урвет себе чашечку.

Заметив полоску света под дверью библиотеки, Маша замедлила шаг. С одной стороны, заглядывать было страшно, а с другой, любопытство тут же запустило свои коготки в сердце девочки, потому что Миша успел рассказать ей о сотнях старинных томов, скрытых за этой дверью.

Поколебавшись буквально минутку на пороге, Маша тихонько отворила дверь. Пламя ее свечи заколыхалось, из библиотеки потянуло свежим воздухом. Маша открыла дверь чуть сильнее и тут же столкнулась взглядом с Пал Иванычем, который сидел за столом и внимательно смотрел на открывающуюся щель. Маша собралась было захлопнуть дверь и сбежать, но его сиятельство остановил ее властным жестом.

— Зайди, Мария, — сказал он и махнул рукой. — Нужно поговорить.

Пока Маша тихонько проскальзывала внутрь, пытаясь сладить с пляшущим огонечком свечи, Пал Иванович успел переместиться по библиотеке и бесшумно вырасти прямо перед девочкой.

— Скажи мне, Мария, — начал говорить хозяин, пытаясь казаться суровым. На самом деле суровость была напускная и ненужная. Прорывающиеся мягкие интонации завораживали Машу намного больше. — А откуда вы с братцем родом?

— Из Москвы, — тихо сказала Маша.

— И кто вас грамоте научил?

Маша замешкалась. Врать под взглядом Пал Иваныча оказалось совершенно невозможно. Его глаза сверлили ее насквозь и, казалось, видели ее мысли.

— Я ходила в школу, — сказала девочка после приличной паузы.

— В школу? — обрадовался Пал Иваныч. — Это просто прекрасно! Я давно говорю о том, как необходимы школы для крестьянских ребят.

Тут он задумался и уперся в Машу еще более пронзительным взглядом.

— Мария, — задумчиво сказал он, — кто же этот добрый человек, который обучал вас в школе? Я наверняка его знаю, скажи мне.

Маша опустила глаза. Что она могла ему сказать? Что через сто лет в Москве школ будет просто завались, а она — девочка из будущего?

— Мария?

Тишина. Маша сверлила пол глазами.

— Мария?

— Я не могу вам всего рассказать, — выдохнула она.

— Хорошо, — внезапно согласился Павел Иванович.

Маша от удивления подняла глаза и встретилась взглядом со своим покровителем. «Удав… Кролик…» — пронеслось у нее в голове, потому что глаз отвести она уже не могла.

— Когда-нибудь ты захочешь все мне рассказать, и тогда я буду счастлив тебя выслушать, — услышала она. — А пока ты имеешь право хранить свою тайну. И знай, что ты находишься под моей охраной, под охраной графа Астахова. Поняла?

Маша потрясенно кивнула.

— Если ты мне скажешь имя своего хозяина, я попробую купить тебя и твоего…

— Брата, — выдохнула Маша.

— Брата, — продолжил граф. — В любом случае, надо вычеркнуть вас из списков беглых.

— Нас нет в этих списках, — уверенно сказала Маша.

Пал Иваныч удивленно поднял бровь, но спорить не стал. Маша зачарованно смотрела на графа. В свете свечей он был похож на доброго волшебника. Большой мягкий халат, пенсне, книга на столе — невероятных размеров том в потертом переплете. «Я хочу здесь жить», — пронеслось в голове у Маши. И тут же воображение нарисовало ей красочную картинку. Утренний свет пробивается через легкие занавеси, Маша в легком платье с чашкой чая за конторкой… или вечер, и Маша в бальном платье вон на том диване сидит и обмахивается веером. И к ней подходит Павел Иванович во фраке и целует ей руку…

«Парле ву франсе?» — услышала она. И, находясь в своих мечтах, ответила:

— Нет. Но я говорю по-английски. Немножко…

И сообразила, что вопрос был ей задан в реальности.

Граф улыбнулся.

— Когда-нибудь ты мне расскажешь, кто ты, Мария, — сказал он.

Маша попятилась и практически выпала из библиотеки в коридор. Забыв, куда и зачем шла, она вернулась к себе в комнату с ощущением, что в ее жизни что-то изменилось. Или даже стряслось.

* * *

Мальца звали Степкой. Хотя чаще всего его звали просто «мальцом». Убедившись, что Мишка — «парень свойский», а главное, не питерский, Степка таскал нового обитателя дома по комнатам уже прицельно, по пути сообщая кучу полезных и не очень сведений:

— Граф у нас хороший, если и порет, то уж за дело… Тут горница, девки одни, неинтересно… Он меня два месяца как выкупил у одного… За то, что я ему стишок рассказал!

Малец откашлялся и торжественно произнес:

— Мороз и солнце, день чудесный…

И сделал эффектную паузу — мол, как я? Вид у него был такой самодовольный, что Мишка не выдержал, продолжил:

— Еще ты дремлешь, друг прелестный, пора, красавица, проснись…

После чего намертво заглох. Дальше стишок в памяти не отложился. Но Степка глумиться не стал, уважительно покивал:

— И ты тоже умный! Поэтому Пал Иваныч тебя и взял! А я дольше помню… Открой сомкнуты…

— Да ладно, — перебил его Мишка. — А это что за комната?

Они обошли и господский дом (кроме большой залы, где как раз шумели гости), и пристройки для дворовых, и даже посетили маленькую церквушку, которая стояла в десяти метрах дальше по улице.