Книга Тайные общества русских революционеров - Рудольф Баландин

Странно, что об этом не подумали авторы данной программы. Впрочем, они, возможно, нарочно оставили такой чрезмерно обобщенный тезис. Ведь знали: придется совершать убийства, причем не только тех, кого сами приговорили к казни, но и случайных прохожих, ни в чем не повинных людей. Да и приговоры, которые они самовольно выносили именем народа, в действительности таковыми не являлись.

В первых строках программы «Народной воли» утверждалось социалистическое и народническое начало. Но в политической части, говорившей о низвержении самодержавия и водворении народовластия, которое мыслилось в форме народного представительства, прозвучало нечто новое: утверждение необходимости государственного переворота, подготовленного заговором, и образования Временного правительства.

Надо отметить: в этой программе не говорится о захвате власти партией, а лишь о создании Временного правительства. Оно призвано быть промежуточным звеном на период между низвержением царизма и водворением на его место народного правления.

Пункт о захвате власти появился в записке «Подготовительная работа партии», документе более позднего происхождения. Некоторые народовольцы были недовольны такой формулировкой, не желая признавать себя якобинцами. Никогда прежде у них не было речи о навязывании большинству воли меньшинства и внедрении с помощи декретов социалистических и политических революционных преобразований.

При чем же, в таком случае, название «Народная воля», взятое как девиз и знамя партии? Допустимо ли навязывать народу свое мнение?

Вопрос о Временном правительстве был, скорее, теоретическим, без мысли, что удастся когда-то увидеть его, а тем более – войти в него. О нем написали для придания стройности программе, в расчете на перспективу, когда революционная партия разрастется до значительных размеров. Было ясно, что если кому-то из народовольцев удастся дожить до победоносной революции, то, скорее всего, жар загребут их руками либералы: земские и городские деятели, адвокаты, профессора и литераторы, как было во Франции XIX века. (Это подтвердила Февральская революция 1917 года.)

Как далеки они были от якобинизма, показывает письмо Исполнительного комитета к Александру III после 1 марта 1881 года. Выставляя требование созыва Учредительного собрания, Комитет обещал подчиниться воле народа, выраженной его представителями. В том случае, если бы народное представительство не оправдало надежд революционной партии, она обратилась бы не к насилию над ним, не к террору, а к пропаганде своих идей в народе, оказавшемся не на высоте положения.

Немногие из руководства «Народной воли» имели якобинские убеждения. Например, Мария Николаевна Ошанина, урожденная Оловенникова. Она принадлежала к семье богатых помещиков Орловской губернии, воспитывалась в Орле. Там же получила и революционное «крещение». Ее учителем в этом отношении был П.Г. Заичневский (1842–1896) – революционер-«шестидесятник». В мае 1862 года он написал прокламацию «Молодая Россия», призывая осуществить государственный переворот и создать «социальную и демократическую республику Русскую», установив диктатуру революционной партии. Он побывал за это в Сибири, а в Орле жил под надзором полиции. В течение ряда лет он был магнитом, привлекавшим учащуюся молодежь (его вновь сослали в Сибирь в 1889 году).

Нередко считается, будто радикальное якобинское влияние пришло в Россию из-за границы, где, в частности, издавался проповедующий такие идеи «Набат». Когда террористы начали вооруженную борьбу с самодержавием, этот орган горячо приветствовал такие выступления и приписывал своему влиянию поворот революционеров к политической борьбе. Однако, по свидетельству Веры Фигнер, «Набат» имел очень малые связи в России; распространение его было ничтожно. За все время после ее возвращения в декабре 1875 года из Цюриха в Россию она ни разу ни у кого не видала ни одного номера этого издания и никогда, вплоть до ареста в 1883 году не слышала ни в одном из крупных городских центров России разговоров о нем.

Другое дело, что были отдельные народовольцы якобинского толка. Фигнер знала их: «Заичневский – в Орле; бывшая цюрихская студентка Южакова – в Одессе, совершенно затушеванная, однако, окружавшей ее компанией южан (Ковальский и др.). Был, правда, и процесс, считавшийся процессом якобинцев, в Курске. Судили Лаврениуса, Тимофеева, Спицына и Лебедева. Но из них только Тимофеев был якобинцем, как он пишет в своих воспоминаниях. Ни один транспорт „Набата” не проскальзывал благополучно в Россию».

Ни «Земля и воля», ни «Народная воля» с набатчиками-эмигрантами не завязывали и не стремились завязать никаких отношений. Арон Зунделевич, бывший чайковец, а затем землеволец, бывал за границей, в Германии, и там воспринял идеи в духе немецкой социал-демократической рабочей партии. Он был умным, очень деятельным и добывал различные технические средства, необходимые для партии. Но, зная условия русской жизни, он понимал: в сплошь крестьянской стране нет реальных возможностей создать сильную рабочую, пролетарскую партию наподобие той, какая существовала в промышленной Германии. Надо было бороться с самодержавием, и была группа, объявившая ему беспощадную войну. Так, вопреки своему социал-демократизму в европейском духе Зунделевич стал в ряды «Народной воли».

Всех захватывали стремление к активной борьбе и чувство возмущения против пассивного состояния, в котором находились и народ, и общество, и до тех пор еще мирные социалисты.

От пропаганды – к террору

Когда организация «Народная воля» и ее программа только еще создавались, взгляды и настроения большинства сторонников этого направления были народническими. Многие из них недавно жили среди крестьян в деревне и несколько лет придерживались именно такой идеологии.

Отрешиться от прошлого было трудно. Хотя чаще всего не по своей доброй воле они переехали в город, а были вынуждены к этому полицейским надзором, сводившим на нет все их усилия, в душе они испытывали, как признавалась Вера Фигнер, тайный стыд. Казалось, что, отказываясь от традиций прошлого, изменяешь интересам народа, истинное освобождение которого находится в области экономической.

Вероятнее всего, народники убедились, что для большинства сельского населения они нужны как фельдшеры, врачи, школьные учителя, но вовсе не как пропагандисты революции. Кстати сказать, в этом довелось убедиться и Петру Кропоткину, когда он проводил занятия с петербургскими рабочими.

По мере того как расширялась и ужесточалась террористическая деятельность, замышлялись и выполнялись все более грандиозные акции, прежняя деятельность в народе в глазах народовольцев тускнела, интерес к ней слабел и проблемы крестьянства отходили на дальний план. Та часть программы «Народной воли», где говорилось о деятельности в деревне, постепенно приобретала чисто теоретический, словесный характер. Это обусловливалось объективными обстоятельствами: в период образования «Народной воли» приток свежих сил в глухую провинцию уже полностью иссяк.

Плеханов и Попов настаивали на сохранении старой программы и боролись против перехода к терроризму. Это они называли опасным увлечением, потому что боевые акты отвлекают молодежь от стремления жить и работать в деревне, в гуще народа.