Книга Пантера Людвига Опенгейма - Дмитрий Агалаков

Лея была удивительно хороша в пастельных тонах сумрачной комнаты, где давно догорели свечи и едва дышал теплом камин. И Давид, залюбовавшись ею, вдруг обнаружил, что перед ним, на фоне серого рассвета и непогоды, стоит уже не хрупкая девочка-подросток, а девушка, пусть еще юная, но уже полная женской силы и обаяния, способная, вероятно, на большое чувство.

«Какова она будет в любви?» – подумал он, и этот вопрос, заданный самому себе, так смутил его, что он оглянулся: не выдал ли себя, пусть, взглядом? И увидел Пуля. Его друг тоже смотрел на Лею – бледный, чужой, с растрепанными пшеничными волосами, смотрел, не отрываясь. Но Карл Пуливер словно почувствовал, что за ним наблюдают. Он оглянулся неожиданно – и тотчас встретился взглядом с Давидом. Это вызвало целую бурю на лице бывшего рыжего клоуна – оно вдруг вспыхнуло, стало несчастным.

А потом обернулась и Лея; покосившись на рассеянно глядевшего перед собой Баратрана, приставила ладони к губам и прошептала:

– Пуль, Давид, нам пора. Мне кажется, сегодня я просплю до ужина. – Подходя к молодым людям, протягивая им руки, она улыбнулась. – Или не усну совсем!

Глава 2

Рождение Огня

1

Голубь и голубка топтались на карнизе, наворковывая любовную песню. Самец выкатывал сизую грудь, важничал и готов был свалиться вниз. Его же изящная спутница, подвижная и глазастая, то и дело заглядывала в окно…

Нет ли опасности?

А там, за двойным стеклом, рыжеволосая девушка играла на рояле, и нежная музыка Шопена разливалась по гостиной. Глаза девушки были светлы и печальны. На губах трепетала улыбка. Когда музыка отзвучала, девушка закрыла инструмент, встала и направилась к окну, за которым была осень, и две птицы расхаживали по карнизу. Едва она подошла, как они, всполошенные, вспорхнули и полетели прочь от бульвара Семи экипажей в сторону океана. А девушка все смотрела, как неровно они летят, эти влюбленные, выписывают круги и петли, ищут места, где приземлиться и где никто им больше не помешает.

Вот отворилась дверь, и в гостиную осторожно вошел высокий молодой человек с пшеничными волосами. Девушка обернулась, когда он оказался в шаге от нее – она была занята своими мыслями.

– Ты слушал, как я играла? – рассеянно улыбнулась она.

Он умел быть смелым. Но сейчас… Он говорил быстро, и чем больше торопился, тем беззащитнее казался. Наконец, он взял ее руку. На него жалко было смотреть. Сердце могло разорваться!.

– Я люблю тебя, – наконец выговорил он. – Разве ты не видишь?..

Она не отняла руки, но стояла, опустив голову, не говоря ни слова.

– Скажи мне только… – его голос дрогнул, но закончить фразу он так и не сумел.

– Прости, мой милый, мой замечательный, но… я не знаю, что сказать тебе. – Рыжеволосая девушка открыто посмотрела ему в глаза. – Прости меня.

Он выпустил ее руку, но не смел двинуться с места, словно боялся уйти, даже шелохнуться. Он выглядел так, словно только что потерял что-то, без чего все, даже жизнь, не имело для него никакого значения.

2

Шагая по набережной, наступая в лужи, Давид возвращался с прогулки. Было раннее утро, и ему попадались навстречу только рабочие, идущие в порт, дворники и молочницы.

Что-то случилось в доме Баратрана – в их доме. Случилось с ним, Давидом. Но что?

Эти шесть лет состарили Огастиона Баратрана. Недавно мастер сказал ему, что победа близка. Но он и сам знал – это так. Ведь он трудился терпеливо и зло, почти забросив ночные выходы с Карлом Пуливером, так не нравившиеся старику. Он все чаще забывал о Кларисс, воздушной гимнастке из цирка на Весенней площади. Не так давно она сказала ему: «Убирайся, Давид, я постараюсь забыть тебя». И надо же такому случиться – он ушел.

И все же волновало его другое.

Вчера вечером, когда в гостиной были только он и Лея, и девушка садилась за рояль, он нечаянно коснулся ее руки. И тотчас его обожгло желание – сильное, испугавшее его самого. Испугавшее потому, что он слишком хорошо знал себя. Лея все поняла. Перед ним было ее лицо, вспыхнувшее до корней волос, ослепшие на несколько мгновений глаза. Рука девушки машинально потянулась к нотной тетради, но упустила ее. Ноты повалились на клавиши, те отозвались сдавленным вскриком, и уже с клавиш соскользнули вниз. Застывшая на круглом вертком стуле, Лея прижала тетрадь к коленям так крепко, точно в ней было ее спасение.

3

Заперев дверь и положив ключ в карман, Давид собирался направиться в сторону гостиной. Вечернее чаепитие давно стало привычным ритуалом в доме Огастиона Баратрана. Но до яркого луча электрического света, падавшего в темный коридор, он не дошел.

– Давид! – услышал он за спиной негромкий голос Леи.

Темным силуэтом она стояла у приоткрытых дверей своей комнаты. Он подошел к ней и, не успев ничего сказать, сразу ощутил дыхание Леи, тепло, запах ее волос. А взяв ее за локти, понял: Лея ждала этого прикосновения, трепетала и мучилась в предощущении чего-то, вдруг ставшего необходимым. Неожиданная ее искренность, несмелые пальцы, совсем неумелые губы смутили его, но только вначале. Она шептала его имя, она была почти его, и Давиду вдруг показалось непростительно малым все, что в эти минуты происходило с ними. Ему казалось, что Лея тоже понимает это, но только боится признаться – себе и ему.

Уже пытаясь освободиться, шепча:

– Нас ждут, идем же, – она с той же искренностью и желанием отвечала на его поцелуи.

И тут он понял, что теряет голову, что уже не в силах бороться с собой. И когда Лея, набравшись мужества, решилась оттолкнуть его, он прижал ее к себе – открыто, крепко, жадно. Беспомощно забившись, она пыталась вырваться из его тисков, но руки Давида уже комкали ее платье, обжигали тело ладонями, пальцами, в которых, казалось, в эти мгновения был весь его огонь, все его желание.

– Я сейчас закричу! – задыхаясь, шептала Лея, но Давид не слышал испуганного шепота.

Не захотел услышать.

Он подхватил ее легко, точно перышко; не чувствуя, как она упирается кулачками ему в грудь и подбородок, Давид оглянулся в обе стороны коридора. Мельком пролетела перед глазами золотая полоса света, падавшая из гостиной. Сжав из последних сил воротничок рубашки Давида, Лея сорвала его. Но позвать на помощь не решилась. Не посмела. Лея уже слабела в его руках, когда он шагнул к черному проему ее комнаты…

4

Прошла неделя, другая, но Лея вела себя так, словно она только вчера познакомилась с Давидом. Он не раз пытался заговорить с ней. Она отвечала коротко: «да», «нет». Перемену в их отношениях не заметил только Вилий Леж. Но он не заметил бы и того, если кто-нибудь из живущих с ним под одной крышей просто-напросто исчез.

Однажды в воскресенье он столкнулся с Леей на лестнице. Давид возвращался с прогулки, Лея, с корзиной для овощей, спускалась вниз. Он не отошел ни к перилам, ни к стене. Давид хотел объясниться. Заговорить. Все равно о чем. Опустив глаза, Лея не двигалась с места, а потом, вдруг вся превратившись в огонь, ударила его по лицу. Давид увидел, что руки Леи дрожат.