Книга Волжский рубеж - Дмитрий Агалаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Скоро все решится! – повторил Алабин. – В Стамбуле, в Петербурге, в Лондоне. Чувствую так, а чутье меня никогда еще не подводило!
Еще месяц Петр Алабин участвовал в заседаниях думы. А 17 апреля Самарская городская дума собралась на экстренное заседание в связи с началом войны России против Турции.
Инициатором этого заседания стал Петр Алабин…
За час до собрания он стоял у окна своего небольшого кабинета в Самарской думе и смотрел на Волгу. Он размышлял о тех сражениях, которые уже шли на Балканах. Алабин знал: это была его война. Как и любая война, которую вела с многочисленными и неутомимыми врагами Россия. И две из трех он прошел с чистым сердцем, холодной головой и надеждой в справедливость Божью. Он был верным слугой царю и своему Отечеству, не мог и не желал оставаться в стороне от бед и тревог Родины. Даже став давно человеком гражданским, крупным чиновником, который легко смог бы избежать грома пушек и ружейной пальбы, картин окровавленных полей и вида смерти тысяч соотечественников, его вела иная – военная судьба. Того человека, на которого только и могла опереться великая страна, государство, его народ.
На аристократа, защитника Отечества, христианина…
А шел ему уже пятьдесят второй год. Да, виски его побила седина. Но, широкоплечий, мощный, он еще был полон сил. Разве что подвижности стало поменьше – былые годы, когда он с саблей в руках на боевом коне летал по полям Европы, остались за спиной. Работа администратором меняет человека. И странно было бы, случись по-иному. К тому же военный журналист, писатель, историк, теперь он и свободное время проводил за столом, вооружившись пером, бумагой и увесистой чернильницей. Но огонь в сердце, который познал каждый воин, оказавшийся на поле битвы, не выгорает до самой смерти. Он так и остается в сердце солдата – терпеливо тлеть и ждать своего часа.
Только подуй – вспыхнет вновь!
Может быть, и не захотел бы Петр Владимирович Алабин возвращаться к былому, но ветер перемен сам ранил его… В темно-зеленом мундире он стоял у окна и смотрел на серую Волгу. Там, над голыми верхушками деревьев Струковского сада, тянулись редкие баржи, и одинокий сероватый пароходик все неистово пенил и пенил ершистым колесом тяжелую воду, медленно двигаясь против течения вверх по великой реке. За спиной Алабина, на столе, обитом зеленым сукном, лежали газеты – столичные и самарские. На передовицах все они пестрили одними и теми же заголовками: Россия и Турция – война не на жизнь, а насмерть.
Вот она – тревога и боль времени, его страдание…
Этого ждали давно – две непримиримые страны, два непримиримых мира столкнулись наконец-то в кровавой и беспощадной схватке. С той лишь разницей, что на стороне одной из них обязательно должен был стоять Бог.
Так на какой же?
Недавно в петербургской прессе как писатель и ветеран трех войн, как защитник Севастополя, гласный Самарской думы Петр Алабин выступил со статьей на волновавшую всех граждан Российской империи тему:
«Уже несколько веков, – писал Алабин, – завоевав территории южных славян, турки-османы вырезали славянское население, живущее на Балканах. Христиане не имели даже права голоса в Османской империи. В апреле 1876 года в Болгарии разгорелось восстание против турок. Султан Осман-паша призвал к избиению болгар нерегулярную армию башибузуков – этим извергам не платили жалованья, их только вооружали, давали коней и направляли на территорию противника. Сами турки, заматеревшие от хорошей и спокойной жизни в восточных садиках у фонтанов, побаивались такой неуправляемой армии! Башибузуки лавиной обрушились на Болгарию. Они вырезали мужское население городов и сел, насиловали славянских женщин-христианок, отнимали имущество, уводили девушек и детей в плен, где продавали на рабовладельческих рынках. Это и был их военный заработок! В течение нескольких месяцев погибло 30 тысяч болгар! Но и Англия, и Франция, в лице своих политиков, остались глухи к общественному мнению. Туркофильская политика, проводимая ими вот уже несколько десятилетий и направленная против европейского Востока, а именно против России, поразила всех своим цинизмом. Нельзя было найти управы на Оттоманскую империю, презиравшую и люто ненавидевшую православный мир. Порта чувствовала свою безнаказанность и продолжала преступления против славян. В том же 1876 году Сербия и Черногория объявили Турции войну, но справиться с нею им было не по силам. Одно сражение за другим проигрывалось южными славянами. Казалось, трагедия только набирает свои обороты.
Турки шли победителями по европейским полям войны…
Все было так, пока в войну не вмешалась Россия. Пока эта война, вспыхнувшая между слабыми Сербией с Черногорией и сильной и агрессивной Турцией, не стала своей войной для великой России – ее долгожданным крестовым походом на Балканы.
Этот поход весь православный мир ждал века».
После этой публикации он получил немало писем от русских людей и был горд тем откликом, которым встретили его статью. Он знал, его слова – тоже лепта в общехристианское дело!
Петр Алабин смотрел на серую осеннюю Волгу и мял платок в тяжелой сильной руке. Он знал, на чьей стороне в этой битве Господь.
Не сомневался в Его воле!
…Петр Владимирович обернулся на стук в дверь.
– Войдите!
– Ваше превосходительство, – осторожно спросил заглянувший секретарь. – Пришли! Монахини пожаловали! – Он говорил полушепотом. – Иверские! И супруга ваша!
– Зови, – кивнул Алабин.
Секретарь исчез, но ненадолго. Вскоре он широко распахнул дверь и уважительно поклонился гостям. В кабинет вошла Варвара Васильевна Алабина и мать-настоятельница Иверского монастыря. За ними осторожно ступали две монахини – молодая и пожилая, держа в руках длинный сверток. Глаза гласного Алабина загорелись тотчас же, как он увидел ношу монахинь. Петр Владимирович переглянулся с супругой, и она с едва заметной улыбкой кивнула ему. Это было не просто одобрение – а обещание чего-то замечательного, чудесного.
– Добрый вам день, батюшка наш Петр Владимирович, – поклонилась мать-настоятельница. – И да хранит вас Господь!
– И вас храни Бог, матушка, – приложив руку к сердцу, ответил с поклоном Алабин.
Он указал на стол:
– Сюда, сестры.
Две монахини положили скрученный рулон на широкий стол гласного думы и стали осторожно и бережно разворачивать его… Петр Владимирович глаз не мог оторвать от каждой картины, которая являлась ему: распятия, Иверской иконы Божьей матери, Кирилла и Мефодия, герба Самары…
Петр Алабин коснулся рукой богато расшитого полотнища. Вот оно, знамя! Полковое знамя болгарского ополчения, которому в скором времени предстоит выйти из города и двинуться на юг – к Балканам. Туда, где сейчас идет война. Под этим знаменем, знал он, братья-болгары пройдут по полям войны и обязательно выйдут победителями!
Он думал так, потому что сам не привык проигрывать.
– Прекрасная работа. Воистину! – очень тихо проговорил Алабин. – Благодарю вас, матушка, благодарю вас, сестры, и передайте другим сестрам, что я буду молиться за вас там… далеко. За вашу работу. За ваши добрые и отважные сердца. И тебе спасибо, душа моя. – Он тепло и благодарно взглянул на жену и увидел, как заблестели слезами ее глаза. – Знаю, тут есть и часть твой души. Большая часть. Мы будем достойны этого знамени и с честью пронесем его через болгарскую землю, – голос его дрогнул. – Вы уж поверьте нам…