Книга У каждого свой путь в Харад - Анна Р. Хан

Почему ей ни разу не пришел в голову самый простой вариант решения проблемы, который мог найти монах, чтобы избавиться от нее? Он запросто мог ее отравить.

Несколько дней после этого монах не беспокоил ее своим присутствием, но потом появился снова, деловито повесив на калитку новую корзину с провиантом. Так повторялось несколько недель – и Оденсе постепенно привыкла к возникающим с его появлением приступам наичернейшей депрессии. Каждый раз с тоской девушка замечала, что он отходит все на меньшее расстояние, ожидая, пока она спустится и снимет его передачу с колышка.

Однажды на дне корзины она обнаружила сложенный вчетверо листок бумаги. На нем были изображены три руны. Первая, вилка со скошенными влево и направленными вниз рожками, означала «Берегиня» – обращение к ней как к целительнице, две другие, написанные одна под другой – «Необходимость, Нужда» и «Помощь».

Оденсе жевала жаренный в масле пирожок с картошкой, разглядывала эту странную записку и размышляла:

«Берегиня. Нужна. Помощь. Такой тоской от него тянет, что неудивительно, что моя помощь нужна. Как еще полдеревни не перевешалось от одного его присутствия, не пойму. Должны же обычные люди ее чувствовать, пускай и меньше меня, но такую скорбь никакой рясой не скроешь. Нужна помощь… Если бы он меня выманить хотел, чтоб арестовать, то в первый же день имел возможность, пока я на досках валялась и ревела белугой. Мог с деревни ребят подослать, чтоб меня скрутили и отсюда выволокли. Или не мог? – На секунду она задумалась о пределах лояльности местного населения. И тут же отмела мысль об их принципиальном благородстве.

Да, мог, конечно. Ради Ильсе они бы, может, еще и стали рисковать, а ради меня… Я им не родня, не землячка, да и целительница из меня – одно название, сопливая девчонка, если с травницей сравнивать… Не стою я такого риска. – Девушка всплакнула, вспомнив о недавней потере наставницы и своей незавидной доле, не переставая, впрочем, жевать пирожок. – Так что же я такое могу сделать, чего не может он сам? Монахи тоже лечат, говорят… Говорят, даже неплохо. Совсем по-другому, чем мы. Не исцеляют, но все же лекарствуют…Что за помощь ему нужна? Главное, и не поговоришь ведь с ним. На таком-то расстоянии. Не орать же…»

Следующий пирожок был со смородиной. Оденсе переломила его пополам, вытащила немного начинки и нарисовала ею на обратной стороне записки знак вопроса. Корзину с запиской на дне девушка оставила на колышке забора, словно это был почтовый ящик.

И снова она наблюдала сквозь чердачные щели за действиями монаха. Оденсе ожидала, что он напишет что-то в ответ на смородиновое послание и ей снова придется спускаться вниз. Но после минутного созерцания ее рисунка монах поднял голову и посмотрел в сторону чердака. Потом поднял руку в черной перчатке и помахал ею, маня за собой.

Они шли друг за другом, выдерживая расстояние в десяток метров. Из окон домов их провожали недоуменные взгляды: беглая берегиня следовала за монахом, как привязанная на веревочку собачонка.

Путь давался Оденсе очень нелегко. Ей все время хотелось развернуться и сломя голову побежать в другую сторону. Через какое-то время она подметила, что и монаху совместный путь доставляет мало радости. Он прибавлял шаг, как только расстояние между ними начинало сокращаться, и свободней расправлял плечи, когда берегиня отставала.

В какой-то момент монах поднял руку, давая ей понять, что нужно остановиться, а потом указал знаками на дом, в который следовало войти.

Так началось ее странное сотрудничество с монахом, которого деревенские называли Листопадом. Одним из ее многочисленных врагов.

Монах приводил Оденсе к людям, для лечения которых его искусство оказалось бессильно. Несомненно, он изучал ее, наблюдал за способами, применяемыми берегиней при исцелении. Всегда дожидался ее ухода, после которого в свою очередь заходил к больному, отслеживая происшедшие изменения.

Возможно, хотел обучиться им, перенять? Чтобы обогатить свое собственное мастерство. Или что-то пытался выведать исподволь? Но и Оденсе узнала многое, наблюдая, что и как делал до нее лекарь в рясе, какие препараты и от чего именно применял.

«Может, он что-то пытается понять? – Чем дольше они работали бок о бок, тем сильней Оденсе обуревали вопросы, которые ей некому было задать. – Иначе почему он не донесет на меня и не передаст в руки властям? Не упрячет в какую-нибудь тюрьму?»

От монаха и без этих мыслей было слишком много беспокойства. И поэтому девушка перевернула эту проблему в своей голове так, чтобы та стала выглядеть для нее наиболее выгодно. У каждой монеты две стороны – монета разная, сама на себя не похожая, если смотреть на нее с разных сторон. Хотя по сути своей не меняется и остается все той же монетой.

Исцеляя тех, кого не под силу было вылечить монаху, Оденсе отмечала все слабые стороны магии, которой он пользовался. Исправляя его недочеты, она одновременно изучала суть используемых им приемов. И их границы.

Таким образом, она узнавала о монахе не меньше, чем он узнавал о ней. А то, что он до сих пор не поспособствовал аресту берегини – так выходит, она представляет собой определенную ценность. Такую, что кто-то решается ради нее преступить закон.

Однажды на дороге, ведущей к дому, ставшему убежищем для Оденсе, послышался перестук копыт. Монах на этот раз был, вопреки обыкновению, верхом. Повод второго скакуна Листопад накинул на все тот же столбик калитки. На забор рядом повесил дорожный плащ и поспешил отъехать на привычное удаление.

Оденсе сложила в наплечную сумку все, что было сейчас под рукой и могло помочь в ее ремесле. Никогда не знаешь, что за больной ждет – к беседе монах как-то не располагает. Так что может понадобиться что угодно и лучше быть готовым ко всему.

Благодаря монаху берегиня получила возможность выходить из дома, пусть и ненадолго. Возвращаясь, она всегда приносила с собой собранные по дороге охапки трав. Теперь самое сухое место под крышей, где не было прорех и не заливали дожди, было увешано ароматными вениками засушенных растений. От деревенских жителей в благодарность Оденсе принимала всевозможные ступки и пестики, бутыли из прозрачного стекла, в которых делала настойки из коры и кореньев, бочоночки из разных видов древесины. А кузнец так и вовсе выковал несколько новых, очень тонких лезвий в добавление к ее прежнему набору.

Так Оденсе, как и любая другая хозяйственная берегиня, потихоньку обрастала сопутствующим ее деятельности скарбом. И жизнь на чердаке чужого заброшенного дома уже казалась ей вполне приемлемой и обычной.

Как привычными становились и тягостные визиты монаха. Теперь странным казалось, как она могла не знать раньше ни ощущения тоски, ни одиночества.

Всадники ехали довольно долго. Пару раз Оденсе теряла из виду фигуру мужчины в ночной темноте, и ей приходилось останавливаться и ждать, чтобы монах за ней вернулся. При этом каждый раз ее нарастающее до состояния паники беспокойство передавалось лошади, и с той тоже начинало твориться что-то невообразимое. Из-за этих остановок путешествие в какой-то момент стало казаться бесконечным.