Книга Соблазны французского двора - Елена Арсеньева

Земля раскисла, и Мария ощущала, как из этой рыхлой сырости под тяжестью ее тела выдираются корни кустика. Воткнув носки туфель в склон, она принялась копать, сколько могла достать выше, правой, затем левой рукою, и через время, показавшееся невыносимо долгим, ей удалось вырыть несколько ямок-ступенек и по ним опять взобраться на край обрыва: по счастью, склон был достаточно пологий, и она не успела съехать по нему в самую глубь.

Полежав несколько мгновений плашмя, Мария поднялась на колени, а потом кое-как встала и побрела в ту сторону, где темнела стена леса. От слабости и страха она не могла думать, а только всем существом своим стремилась под сень деревьев, чтобы хоть как-то укрыться от дождя: так больное животное прячется в глухой чаще, чтобы там умереть… И Мария вдруг подумала, что этот вечер может стать последним в ее жизни, если не удастся укрыться от дождя, согреться, обсохнуть. Но с веток древних буков и каштанов струилась потоками вода, и земля в этих мрачных аллеях была почти такая же сырая, как и на дороге, разве что грязь не хлюпала. Благодарная судьбе и за эту малость, Мария села, приткнувшись спиной к корявому стволу, подтянув колени к подбородку, сжавшись в комок. Но тут же ее вновь пронзила такая боль, что она завалилась на бок, ощущая, что по ногам потекло что-то теплое. Кровь? Она истечет здесь кровью… несчастья не отступаются от нее!

Мария была столь изнурена духовно и телесно, что мысль о неизбежности смерти не испугала. Слава богу, хоть не на большой дороге, а здесь, среди деревьев. Она всегда любила деревья и чувствовала всем сердцем, что они отвечали ей взаимностью. Деревья, река… они помогли бы ей, попади она в беду дома, в России, а здесь…

– Помогите мне, – шепнула она, но тут же вспомнила, что находится во французском лесу, и повторила, на всякий случай, по-французски: – Aidez moi!..

Ей было уже не так холодно лежать на мягкой подстилке из опавших листьев; и хотя капли дождя все еще барабанили вокруг, Мария поняла, что ливень кончился. Какие-то бледные тени мелькали неподалеку, и она долго, пристально всматривалась в эти призрачные силуэты, пока не догадалась, что это лунные лучи проникли в лес: на небе, таком чистом и ясном, словно бы и в помине на нем не было никаких туч, сияла полная луна.

На душе сделалось полегче: она была не одна. Луна со своей высоты все видит, она не отвернется от Марии до самого последнего мгновения. Та же луна светит и над Россией, и, может быть, когда-нибудь ее бледный луч проникнет в спальню Любавина, коснется спокойного лица княгини Елизаветы, навеет ей вещий сон о непутевой дочери, которая опередила ее на пути в вечность…

Думать об этом даже сейчас было невыносимо. Поэтому Мария прогнала мысли о горьких слезах матушки и вообразила себе увитый белыми розами дом на улице Старых Августинцев, спальню на втором этаже, где она никогда не была, – где никогда не побывает уже! Ох, если бы господь даровал ей хотя бы еще несколько часов жизни! Если бы добраться до дома, увидеть мужа, швырнуть ему в лицо правду о его «невинной Николь», – а там, с улыбкою последнею торжества, и умереть не страшно будет!

Да нет, едва ли, едва ли… Она чувствовала, что жизнь медленно, по капле, истекает из нее.

– Ангел мой, сохранитель мой! – забормотала Мария непослушными губами. – Не оставь меня, не отступи от меня за невоздержание мое. Хранитель и покровитель окаянной моей души и тела, все мне прости, что согрешила, молись за меня господу, да утвердит меня…

Она осеклась. Почудилось или впрямь кто-то ломился сквозь чащу, приближаясь к ней?

Зверь? Или призываемый ею ангел? Нет, он же бестелесный, где ему столько шума произвесть!

– Помогите! – закричала Мария.

Нет, это ей лишь кажется, что закричала, на самом же деле исторгнутый ею шепот был не громче шелеста листвы.

– Мария! Где вы? Отзовитесь! – послышался голос, и она оцепенела: ей чудится, чудится, не может быть! Откуда ему взяться здесь?!

– Мария! Где… ах, вот вы где! – раздраженно выкрикнул Корф, выныривая из-под низко нависших ветвей и обрушивая на себя и на Машу водопад брызг с потревоженной листвы. – Что же вы молчите? Я так ночь напролет мог бродить по лесу!

Он близко склонился к беспомощно простертой Марии, и она увидела, как судорога прошла по его лицу.

– О Господи… – прошептал он хрипло. – Что же вы… – Он не договорил, рывком подхватил Машу на руки и ринулся к дороге, где стояла небольшая легкая карета.

– Гони! – крикнул барон, вскакивая в освещенную двумя фонарями, пахнущую духами, теплую коробочку, швыряя Марию на сиденье и принимаясь сдирать с нее мокрую, грязную одежду с проворством, выдававшим его опытность по части раздевания женщин.

Странно – именно эта мысль вырвала Марию из того оцепенелого изумления, в котором она пребывала, и дала ей силы спросить:

– Как же вы нашли меня? Случайно? Это похоже на чудо!

– Похоже, – согласился Корф, плотно укутывая ее в свой плащ, такой сухой и теплый, что Мария едва не заплакала от блаженства. – Шел-шел человек по лесу Фонтенбло, глядь – а под деревом лежит его жена. Такие чудеса случаются только в романах, да и то в плохих.

– Каким же образом? – пробормотала Маша. – Неужто Данила и Глашенька…

– О нет! – усмехнулся Корф. – Этих двух дураков можно было огнем пытать, но и тогда они упорствовали бы в своем молчании, желая лучше сгубить вашу жизнь, чем запачкать честь! – И он с брезгливой миною выбросил в окошко грязный ком, бывший некогда платьем Марии.

– Ради бога! – простонала она.

– Что, любопытство сильнее страха смерти? – снова усмехнулся Корф. – Ну ладно, открою эту страшную тайну, а заодно предупреждаю на будущее: если что-то желаете сохранить в секрете, никогда не обсуждайте это возле камина в библиотеке!

– В библиотеке? – озадаченно переспросила Мария.

– Вот именно! Там есть такое особое устройство – что-то вроде слуховой трубы, и ее отводок ведет прямо ко мне в кабинет.

– Вы… слышали? Но ведь вас эти дни не было дома?!

– Не было. Зато Николь была. Она убирала в моем кабинете… очень кстати… и вмиг сообразила, что дуреха Глашенька действовала по вашему наущению, и кинулась ко мне, едва я воротился. Можете считать, что вы ей обязаны жизнью!

– Я?! Николь?! – Мария чуть не задохнулась от ярости, и Корф успокаивающе похлопал ее по плечу:

– Ну-ну, тише, сударыня. Это шутка. Истинные мотивы доноса Николь были не столь благородными, как вы сами понимаете. Она с огромным злорадством сообщила, что моя жена, которой я позволил разговаривать со своей любовницей столь пренебрежительно, опять беременна неизвестно от кого.

– Что?! – вскричала Мария. – Да ваша Николь… Да знаете ли вы…

– Знаю! – выкрикнул Корф, наклоняясь к ней, и его холодная, недобрая улыбка заставила ее затрепетать. – Я знаю одно, сударыня: как с вами ни встретишься, вы непременно беременны!

Он наконец-то сорвал свою маску вежливого безразличия и смотрел на Марию с откровенной ненавистью: