Книга Сингомэйкеры - Юрий Никитин

Думаю, Томлинсон не переживет такого суда, хотя ничего злогои не совершил в жизни.

Я временами чувствовал нервную дрожь, очень уж пугающиебездны распахиваются справа и слева. Наверное, это у всех, кто залетает высоко,подобные ощущения, я ведь привык быть маленьким кабинетным ученым, которыйникому не нужен, а вот олигархам приходится бояться всего. Я не олигарх, нодопущен к опасным тайнам… хотя еще не врубился, к чему же допущен, и ужестрашно.

Иногда на работе, да и в постели с Эммой, вспоминалпрофессора офтальмологии, которая так ловко подыграла мне, олуху. Чего это я,идиот, решил, что моим соседом по номеру окажется именно нудистка? Конечно же,портье, зная, что я очень важный клиент, постарался поместить меня в номер сдругим, пусть не очень важным, зато приличным клиентом. Но у меня сработал«синдром командировочного», и я заранее настроился именно на нудистку…

Но как она поиздевалась, как поиздевалась… Впрочем, заодно инатолкнула на одну здравую мысль. Я понимаю, почему нудизм вот уже несколькостолетий безуспешно пробивает себе дорогу, но воз и ныне там. Нудизм любопытен,но у классического нудизма нет будущего.

Если взять издалека, то честь, к примеру, занимала всегдаочень высокое место в жизни общества. Даже будучи христианами и прекраснопонимая, что самоубийц хоронят за оградой кладбища и в рай не пускают, ибосамоубийцам вечно гореть в аду, люди чести все равно пускали себе пулю в лобпри малейшей оплошности по службе, при карточном долге… да при самых разныхобстоятельствах, «смывая кровью», как тогда считалось, свою вину.

Это мы, наша организация, так бы и оставили, если бы такпоступали все. Но другие, наподличав и наворовав, предпочитали пойти под суд,получить тюремный срок, отсидеть и побыстрее выйти по амнистии или за примерноеповедение. Вот эти-то и посмеивались с чувством полнейшего превосходства надтеми, кто пускал пулю в лоб. Они, мол, гниют в земле, а я их дочерей трахаюблагодаря наворованным тогда и спрятанным деньгам…

То же самое относится и к женщинам. Добродетельные обычноостаются у разбитого корыта, а все ценное расхватывают хитрые и не стесняющиесяложиться и раздвигать ноги под любым, кто может чем-то помочь ипосодействовать.

Таким образом, общество разделилось на две категорииграждан. Одни соблюдали нравственный и уголовный кодекс, а другие — толькоуголовный. Понятно, что первые постоянно проигрывали вторым, для которых несуществовало ни бога, ни заповедей Моисея, ни рыцарского кодекса чести, ниправил поведения в обществе.

Потому и только потому, чтобы не дать именно этим людямокончательно захватить власть в обществе, было принято тяжелое решениеупразднить нравственные законы везде, где только возможно. Чтобы хорошие инравственные люди уже не уступали по дефолту жуликам и проходимцам. Если те идругие будут отвечать только перед законом, то шансы на победу убезнравственного человека будут не столь уж бесспорны.

Я читал секретные доклады и постановления, сердце трепещет,как у пойманного воробья, душу распирает гордость и ликование, что допущен ктаким тайнам. И что теперь я должен продолжать эту трудную, неблагодарную, нотакую нужную работу.

Подзаправившись ноотропиками, а потом для верности запивбольшой чашкой крепкого кофе, я с полчаса терзал мозг вариантами, что еще можносделать в этой области. Любой дурак видит, что еще не все сделано, многиеустаревшие моральные нормы и сейчас одним осложняют жизнь, а другие набираюточки как революционеры и ниспровергатели.

Глеб Модестович согласился принять меня с моими идеямисегодня же, попросил только прийти после обеда, у него важное совещание… тут онсделал паузу, и я замолчал, вздохнув, представив, на каком уровне с нимсовещаются.

А после обеда я выложил свои доводы насчет упразднениястатьи за связь с несовершеннолетними. Хотя бы для начала разрешить учителямзаниматься любовью с учениками. Поводом послужил суд, на которомтридцатипятилетняя Кристина Киллерд обвинялась в сожительстве содиннадцатилетним учеником из ее класса.

Родители ученика не выразили протеста, разумно рассудив, чтопусть лучше со своей учительницей, чем в подворотне с одноклассницами и вообщенеизвестно кем, где быстро и болезни подцепит, и попробует наркотики, исимулянты секса, а с учительницей, мол, безопасно. Еще и уроки подучит сучительницей между сексом.

И хотя общественное мнение в целом было за то, чтобыпосадить ее в тюрьму, а затем лишить права преподавать, но я уловил некуюнедостаточность аргументации. В основном звучало: мы так не делали, значит, ией нельзя.

Фигня, конечно. Большинство удерживается от преступленийвовсе не из-за своих высоких моральных качеств, а из-за банальной боязни, чтопоймают. И будут неприятности.

Глеб Модестович слушал внимательно, я вообще заметил за нимэту особенность: чем бы ни был занят, в состоянии мгновенно переключиться и,выслушав любую ахинею, постараться ухватить в ней зерно, если оно есть.

— Во всяком случае, — заметил он, — начнитедискуссию в прессе. Средства будут выделены.

— Когда?

— Да хоть сегодня.

— Спасибо!

— Если дискуссию удастся повернуть нужнымобразом, — продолжал он, — переведите ее в кампанию за отменудискриминации, устаревших запретов! Это привлечет внимание, толпа обожает все,связанное с сексом. А затем, возможно, удастся внести какие-то поправки взакон, уточнения, исключения. Например, учителям заниматься сексом с ученикамиможно, а садовникам и вахтерам — нельзя.

— Или, — подхватил я, — учитель можетзаниматься сексом только с учениками своего класса! Или в тех, где преподает.Таким образом просто переводится степень знакомства с учениками на болеевысокий… гм, или иной уровень. В этом случае будет не травма, а бережноеобучение…

Он кивнул.

— Прекрасно. Делайте. Потом начнутся крики зарасширение списка, это займет внимание значительной части толпы. Хотя нет…

Он прервал себя, задумался. Я видел, как собрались морщинына его лбу, спросил с тревогой:

— Что случилось?

— Когда будут выборы?

Я напряг память, промямлил в недоумении:

— Через полгода…

— Только начните не сейчас, а через два месяца, чтобыподгадать к выборам. Проще будет провести нужных нам людей.

Я козырнул и отбыл плести паучьи сети.

Через пять месяцев кампания за разрешение секса учителей сучениками достигла невиданного размаха как в прессе, так и в обществе. Этуживотрепещущую проблему живо и с превеликим удовольствием обсуждали на кухнях,на улице, в транспорте, не говоря уже о прессе и телевидении.

Глеб Модестович вызвал меня к себе, показал отклики ипоздравил меня с успехом.

— Закон еще не принят, — возразил я.