Книга Прокурор Никола - Вячеслав Белоусов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сам пробовал, – Тимоня улыбнулся над прошлыми потехами. – Не подступишься.
– А Аргентуму, значит, удалось?
– А ты спроси их, баб! – Тимоне и самому, видно, было невдомек. – Аргентум жаден, как тот жид на ярмарке, а ей, говорят, бисер метал.
Тимоня давно убежал по своим делам, а Порохов все стоял, задумавшись, у деревянного щита.
Двор его диковатой дачи был пуст, зарос за маленьким неказистым домиком сорняком и коноплей, лишь посохшие деревья с ветками, словно металлические проволоки; захламленный запчастями машин и мотоциклов гараж без ворот еще напоминал о редких визитах хозяина. И все грустило в запустении. Дворняга без имени, застрявшая было перезимовать по случаю, вытерпела лишь до весны и с первым теплом пропала. Даже кошки, и те не отваживались останавливаться на длительное жительство. Вдовец никого не прельщал.
После смерти жены Порохов и сам особенно не задумывался о серьезных отношениях с женщинами. Двое малолетних детей воспитывались у тещи. Он периодически навещал их в свободные дни, на большее не хватало. Если особенно разбирало, заглядывал к давним подружкам, где всегда находилась какая-нибудь шалунья. И этим обходился. Свою Светку забыть ему никак не удавалось. А он и не пытался…
Стемнело. И луна уже плутала в чернеющих облаках на небе, когда Порохов вышел из дачного домика на порог, потянулся в дверях, постоял и поднял голову. Повыскакивали любопытные звезды, таращась вниз, и тишина стояла такая, что екало сердце.
«Что это я, как девица на выданье? – повел плечами Порохов. – Вроде на свадьбу собрался, а не замуж!»
Он хмыкнул, решительно захлопнул дверь и направился к дожидавшемуся его мотоциклу. Руль «ковровца» поблескивал в лунном свете. Пробирала внутренняя дрожь. «А нервишки-то не отжили еще, – подхлестнул он себя. – Живое, значит, в тебе еще что-то колышется. Ну будь что будет!»
И он, вскочив на мотоцикл, ударил по стартеру и рванул ручку газа до упора. «Ковровец» взревел, не ожидая дикого обращения, взвился возмущенно с места на заднее колесо, и так, на одном этом колесе, неистовый наездник промчался всю тропинку между домами в дачном поселке и огородами, пока не вылетел на пустынное городское шоссе. В пять-шесть минут Порохов подкатил к жилому кварталу, выбрал нужный дом и, подрулив к подъезду, посигналил. Ждать ему долго не пришлось. Из окна второго этажа высунулась взлохмаченная голова, и знакомый голос окликнул:
– Порох?
– Спустись, – позвал Порохов. – Дело есть.
Через минуту Жорик, босой и в майке, выпущенной на брюки, лениво сплевывал семечки рядом, не вынимая рук из карманов.
– Чего?
– Один кукуешь? – спросил Порохов.
– А тебе что?
– Да так. Заехал вот, проведать.
Они помолчали. Жорик закончил с семечками, но не спрашивал, не интересовался, ждал. После того случая на стадионе Тимоня приводил Жорика знакомиться, но близко они не сошлись, косился Одоевцев, не сгорело еще в душе пламя обид, да и болячки не совсем зажили. Порохов полез в спортивную куртку, достал сигареты, протянул.
– Закуришь?
– Бросил.
– И я не курю, – Порохов убрал пачку назад.
– А чего же носишь?
– Для разговора.
– Так говори.
– Не гони.
– Тогда пойду я. Там телек.
– Ты чего же? – Порохов поднял глаза на Одоевцева. – На свадьбу не идешь?
– Нет.
– И не звали?
– И звали бы, не пошел.
– Чего же так?
– Тебе какое дело?
– Значит, все с Ксенией?
– Что вам всем надо от меня? Чего пристали? То один, то второй!.. – Жорика забило, голос его задрожал, начал срываться.
– Ты мне скажи! Все или нет?
– Да пошел ты! – Жорик развернулся и зашагал к подъезду.
– Все? – Порохов не унимался.
– Пропади она пропадом! – не оборачиваясь, махнул рукой тот.
– Запомни! Это твое последнее слово! – крикнул ему в спину Эдуард и не тронулся с места, пока Одоевцев не скрылся в подъезде.
* * *
Свадьба была в разгаре, когда Порохов подъехал к шатру, в котором веселились и пели. Он остановился рядом со входом, невидимый со света и прекрасно видевший все сам, заглушил мотоцикл, облокотившись на руль, наблюдал, не стаскивая шлема с головы.
В шатре вовсю танцевали и горланили вразнобой. Магнитофон наяривал свое:
Столы расставлены буквой «пе». В середине этой вилки, за цветами и вазой с фруктами виднелась крепкая голова на толстой короткой шее. Это, не моргая, смотрел перед собой рыжий Аргентум. К нему то и дело подходили танцующие, наклонялись, что-то кричали, обнимали, теребили голову, лезли целовать макушку, пухлые щеки, хлопали по спине, по плечам. Аргентум кивал, пьяно улыбаясь, тоже что-то кричал в ответ, музыка заглушала все слова, но друг друга все понимали без слов и не особо нуждаясь в них. Мелькнули возле Аргентума знакомые лица: Рубин с Хамзой подошли к жениху с рюмками, чокнулись, погладили рыжую голову, что-то покричали, отошли; проскочил, куражась в танце с какой-то брюнеткой, Тимоня. Мадам Бовари, не похожая на себя, в пятнистой кофте с откровенно открытой спиной, перещеголяла всех: ее едва оттащили от жениха, так она неистово его целовала, напутствуя в новую семейную жизнь.
На миг мелькнула круглая головка невесты и пропала, заслоняемая и цветами на столе. Порохов все пытался увидеть ее лицо, разглядеть глаза. Но не удавалось. Отвлекся, когда сзади кто-то хлопнул его по плечу. Обернулся.
– Привет, Порох! – рядом улыбался Мякишев Вениамин, при галстуке, в пестрой рубахе и с сигаретой в зубах.
– Салют, Мякиш!
– Ты чего не там? Дожидаешься кого?
– Вроде.
– Ставь мотоцикл. Пойдем. Места хватит.
– Я сейчас…
– Пойдем! Выпьют все! – захохотал Мякиш.
Песенка про кота закончилась. В шатре зашумели. Выскочил на середину взбалмошный мужик, начал выманивать всех за столы. Магнитофон зашелся в новой мелодии. Это была не песня, над столом поплыл вальс.
– Во! Совсем опоздали! – Мякиш обернулся к шатру. – Выход молодых! Вальс!
– Этого я и ждал! – крикнул Порохов в ухо Мякишеву, завел мотоцикл и рванул на нем в середину шатра.
Аргентум, приподнявшись наполовину и спьяну пошатываясь, склонился над невестой, когда мотоцикл, фыркая, описал вираж перед столом и застыл на ковре. Порохов сдвинул шлем на затылок, уперся в испуганные вспыхнувшие глаза невесты и громко сказал:
