Книга Щитом и мечом - Дмитрий Дашко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Лесток будет молчать, – уверенно сказал я. – Вот если завладеет документом, тогда да, беды не оберёшься. А касательно Сапежского – он не дурак. Ему болтать не с руки. Вон, даже на допросе у воеводы ничего не рассказал, а ведь ему досталось.
– И всё равно: зря мы Лестока живым отпустили. По сей час себя корю. Надо было пересилить нутро. Неважно, что потом хоть с тоски волком вой! Зато б одним государственным преступником меньше! – горячо произнёс предок.
– Погоди, Вань. Мы до него ещё доберёмся. Я на него конкретный зуб заимел ещё с первой встречи, а теперь таких зубов на три челюсти наберётся. Прижучим, дай срок! – уверенно заявил я. – А теперь айда ещё разок попаримся.
Чистые и довольные вернулись на постоялый двор. Там дожидался приготовленный ужин. Кормили тут просто и сытно. Плотно перекусив кашей с мясом, пирогами и киселём, легли спать. Утром Иван ускакал в Петербург, а я, проводив его, отправился в канцелярию воеводы.
Мысли мои были заняты предстоящей организацией поисков банды Сапежского. Прокручивая в голове все варианты, подошёл к дверям кабинета, мельком уловив сострадательный взгляд часового. Я ещё удивился: с чего такая жалость?
Внутри ждал неприятный сюрприз. Не успел я войти, как мне на грудь со слезами бросилась дама, в которой я не сразу опознал супругу Фёдора Прокопича. Я с трудом оторвал её от себя, почувствовав, что рубаху на мне теперь – хоть выжимай.
Надо было что-то делать. Я включил режим максимальной вежливости и участия, стал уговаривать:
– Полноте! К чему плакать! Слезами горю не поможешь. Бог милостив, сыщем мы вашего супруга.
Слова на короткое время подействовали, женщина перестала плакать, и я сумел разглядеть её получше.
Лицо было красным и опухшим, сразу видно, что всю ночь прорыдала.
Я кликнул секретаря, велел принести воды. Но прежде, чем тот явился с полным графином, она упала на колени, вцепилась в мою руку и, часто целуя, залепетала:
– Голубчик, заклинаю – спасите Федюнюшку мово! Я за тебя молиться до конца дней буду.
– Найдём! Обязательно найдём э…
– Марья Кирилловна.
– Вы главное не волнуйтесь, Марья Кирилловна. Раз Сапежский забрал вашего драгоценного супруга с собой, значит, тот ему нужен для какой-то цели.
– Выкуп затребует? – маленький рот женщины стал ещё меньше. – Пущай требует. Я на всё согласна.
– Правильно: жизнь и здоровье близкого человека – дороже всего на свете, – похвалил я, выдирая свою руку и поднимая женщину с колен.
После того, как у меня это получилось, она стала приводить себя в порядок: пригладила растрёпанные волосы (к счастью, в провинцию ещё не пришла мода на огромные причёски: корабли, замки и так далее), поправила складки парчовой юбки, стряхнула пыль.
– Вы, наверное, бог знает что обо мне подумали, когда застали меня в кабинете мужа! – без прежнего всхлипывания произнесла гостья.
– Я подумал, что вижу примерную жену, – заверил я. – Ваше беспокойство вполне естественно.
– У меня была ужасная ночь. Я несколько часов провела в нашей часовне. Молилась Господу, дабы тот даровал моему драгоценному супругу освобождение.
– Вы не только примерная жена, но и не менее примерная христианка. Заверяю вас, что со своей стороны мы тоже примем все необходимые меры.
Появился секретарь с графином. На всякий случай он принёс ещё и склянку с нюхательной солью, но я догадывался, что моя гостья куда крепче, чем можно подумать, и в обморок падать не собирается. Наоборот, после того как я дал ей надежду, она стала гораздо уверенней и спокойней. Теперь надо перевести всё в деловое русло. Собственно, теперь от Марьи Кирилловны зависело многое.
Секретарь вновь удалился, а я взял её за запястье:
– У меня будет к вам маленькая просьба.
– Просьба? – удивилась она. – Говорите, пожалуйста. Ради Феденьки я готова на всё.
– Многого я от вас не попрошу. Только одно: коли получите весточку с требованием выкупа, меня в известность поставьте, пожалуйста. Глядишь, по-иному всё сладится. И муж при вас останется, и разору не будет. Так оно лучше, как мне кажется.
– Лучше-то оно лучше, – задумчиво проговорила она. – А ну как проведает ирод, что я на сторону разболтала? Вдруг осерчает опосля? Так я ведь и Федюнюшку больше не увижу, – снова упала духом жена воеводы.
– Осерчает, – кивнул я. – Любой на его месте осерчал бы. Потому вы должны сделать всё так, чтобы ни одна собака не догадалась. Действуйте тишком, по уму. Есть у вас человек надёжный, на которого вы могли б положиться?
– Параська – бабка-шутиха. Надёжнее не бывает, – твёрдо сказала женщина.
– Вот пускай она чуть что и бежит ко мне. Меня сыскать не трудно будет.
– Думаете, получится? – метнула в меня взор незваная гостья.
– Получится, – уверенно заявил я.
Ну вот, он на месте. Иван спрыгнул с коня. Услужливые руки подхватили уздечку и повели лошадь к коновязи.
Дорога в Петербург заняла больше времени, чем он думал. К счастью, обошлось без лишних приключений: от встречи с лихими людьми Господь избавил, да и неприятных оказий тоже не приключилось. Разве что почти на окраине города Иван заслышал за собой резкий свист да гогот, но конь стрелой пронёс мимо нехорошего места, а там и застава показалась.
Светлые широкие прошпекты, мостовая, через которую пробивались пучки травы, торговые ряды с до хрипоты спорящими покупателями и продавцами, ряды «образцовых» мазанок, встречные кареты, пешеходы, вездесущие мальчишки, так и норовящие попасть под копыта. Елисеев остановился лишь у здания бывшей аптеки, в коей размещались и Тайная канцелярия, и подчинённый ей СМЕРШ.
На крыльце Ивана едва не сшиб пробкой вылетевший из дверей Мишка Барыкин. Он пробежал несколько шагов, а потом, извернувшись, плюхнулся на зад. Свидетели этой сцены не смогли сдержать ухмылок – уж больно потешно всё выглядело.
В руках у Барыкина находился свёрток, из которого доносилось собачье повизгивание и поскуливание. Лицо у Мишки было воскового цвета, в глазах застыл страх.
Дверь снова распахнулась. На пороге появился хмурый Васька Турицын. Увидев Ивана, он распростёр объятия:
– Ванька, бродяга! Где ж тебя столько носило?!
– Да вот… служба!
– Пойдём, всё расскажешь, – повёл за собой Турицын, на что Иван попытался возразить:
– Да мне б к комиссару попасть, доложиться…
– Не спеши, дружище, – улыбка Василия стала ещё шире. – Комиссар в запале нынче. Злой как собака, потому дров наломать может. Ты погоди малость. Охолонится фон Белов, тогда и суйся.
Тут Барыкин решил напомнить о себе и издал жалостливое:
– Вась, а я как? Со мной-то что будет?