Книга Голубая Дивизия, военнопленные и интернированные испанцы в СССР - Андрей Елпатьевский

Видимо, всё же не следует все эти данные целиком принимать за чистую монету. Среди названных лиц многие впоследствии были судимы и перешли в категорию осужденных; значительная часть вернулась на родину на «Семирамисе». Не все испанцы, подписавшие эти заявления и обращения, были искренними – надо принять во внимание и пропаганду, которая велась среди них, и естественное стремление как-то облегчить условия своего нелегкого существования в плену. Во всяком случае, из числящихся в вышеприведенном списке членов КПИ на «Семирамисе» отбыли Хулио Хосе Хименес и Хуан Франсиско Масия; всего же из 84 человек, подписавших упомянутое выше заявление, на «Семирамисе» выехало 44 человека. Среди них был и Рикардо

Хосе Альварес, написавший в марте 1951 г. в спецгоспитале № 5351 на имя министра внутренних дел заявление с просьбой не отправлять его в Испанию, а оставить в СССР и дать российское подданство. Это заявление (подлинник, написанный от руки), «врученное во время очередного обхода спецгоспиталя», было представлено заместителю начальника ГУПВИ генерал-лейтенанту А.З. Кобулову начальником УМВД по Ростовской области и, как видно из пометы на письме, «оставлено без последствий». Поскольку таких документов немного, приведем его практически полностью, сохраняя большинство грамматических ошибок:

«Министру Внутренних дел Союза СССР [так! – А.Е.] Заявление.

Я, нижеподписахший, солдат в/п Альбаре Рикардо Хосе, испанец, подданный Испании, 1924 года рождения. Из рабочих сам механик без партийный обращаюсь к Вам со следующий просьбой.

Прошу моего освобождения из лагеря военно пленный с тем, чтобы жить и работат в СССР и прошу русские подданный.

Моя просьба мотивирована тем, что я будучи в Испании не имел никакое политическое сознание в виду экономических затруднений свой силы и с целью улучшить своего положения добровольно вступил в проклятую «голубую дивизию» и в ее составе приехал воевать против СССР попал в плен 10.02. 1943 года в районе Колпино Ленинградской областей. в лагере СССР я видел, что СССР проводит справедливую политику направленную на поддержание мира и улучшению благосостояния народа. что СССР никому не угрожает [неразборчиво] добился свою национальную независимость. Одним словом: я сегодня хорошо знаю, что хотят и как действуют фашисты и империалисты с одной стороны и что хотят и за что борется Советский народ. И я решился: хочу работать и бороться за то же, что борятся Советский люди и больше не [неразборчиво] в руках фашистов, инпералистов, поджигателей войны врагов трудящихся народов. Я рабочий и сын рабочего. По этим причинам я обращаюсь к Вам с просьбой не направлять меня в Испанию.

С высоким к Вам уважением прошу мою просьбу удовлетворить. Альбарес Рикардо. 23. Ш. 1951»[106].

Можно думать, что советские власти не очень верили подобным заявлениям, и, скорее всего, Советское правительство не было заинтересовано в увеличении числа иммигрантов, как это было и раньше. Отметим фразеологию заявления, очень соответствующую эпохе, а также нетипичность самой просьбы «не направлять в Испанию». О том, что отдельные просьбы от испанцев о получении советского гражданства поступали, свидетельствует разъяснение, данное НКИД СССР уполномоченному по делам репатриированных при СНК СССР 24 ноября 1945 г., гласившее: «испанским гражданам, находящимся на территории СССР и желающим принять советское гражданство и остаться в Советском Союзе, следует ходатайствовать об этом перед Президиумом Верховного Совета СССР через Отдел Виз и регистраций Главного Управления Милиции»[107].

Ксавьер Морено считает, что в цене, которую заплатила Испания за Голубую Дивизию, плен занимает существенное место. Несколько сотен дивизионеров пробыли в СССР от девяти до пятнадцати лет; это были люди, на долю которых выпало пережить множество превратностей судьбы и лишений и чье точное число, считает он, трудно определить. В любом случае их история – одна из многих, характеризующих ХХ век концентрационных лагерей: клоаки исключительных идеологий, где жизнь, если только ее уважали, была страданием (С. 321). Он приводит официальные испанские данные о числе военнопленных – 372 человека, из которых 115 умерло в плену, а также цифры Хосефины Итурраран из «El Pais»; и признает, что советские источники могли бы внести ясность в этот вопрос, со своей стороны считая, что число пленных колеблется между цифрой в 400 и 500 человек. В этом он совершенно прав – в нашей Базе Данных, основанной на архивных источниках, учтено 492 военнопленных, из которых 153 умерли в плену и 251 выехали в Испанию; мы также не считаем эти цифры окончательными, учитывая, что часть учтенных нами военнопленных относится к тем, кто был интернирован уже в 1945 г. и считался военнопленным в связи с подозрением в службе в Голубой Дивизии или Вермахте.

К. Морено пишет, что историография, посвященная Голубой Дивизии, предлагает три периода пребывания военнопленных испанцев в России: первая – годы голода (1941 – 1945); вторая – период между 1946 и 1948 годами, начало репатриаций иностранцев; и третья – годы сопротивления (1949 – 1954/56). На первом этапе жизнь была очень тяжелой, поскольку к голоду добавились эпидемии, которые привели к высокому уровню смертности. Начиная с 1946 г. условия постепенно улучшаются, возможно, в свете переговоров с Мадридом, считает К. Морено. Наконец, отъезд французов, итальянцев и финнов и других иностранцев определил следующую фазу – фазу голодовок и роста нарушения дисциплины, что приводило к смертным приговорам; приговоры заменялись принудительными работами на длительные сроки и массовыми пересылками в зону Боровичей для работы на угольных шахтах. Работать заставляли рядовых и унтер-офицеров, а с 1945 г. также и офицеров, в бригадах по 40 человек под командованием перебежчиков или заключенных антифашистов (С. 324). Военнопленные копали землю, строили электростанции, дороги, грузили баржи лесом.

«Но самое худшее зло исходило от компатриотов – бывших дезертиров и военнопленных, ставших на сторону советских, а также республиканских изгнанников, называемых антифашистами. Имена некоторых из них, вроде коммуниста Фелипе Пульгара и бывшего капитана республиканских карабинеров дезертира Сесара Астора, попали в черную книгу дивизии. Это были люди, по воле Москвы более близкие к свободе и занимавшие в лагерях должности начальников рабочих бригад, бараков (дивизионеры) или комиссаров (республиканцы), вовсю пользовавшиеся своей властью, что было следствием противостояния и ненависти, рожденных Гражданской Войной».

Паласиос и Орокета в своих книгах доходят до прямой брани даже при описании внешнего облика Сесара Астора (Морено приводит соответствующие цитаты – С. 325).

Морено отмечает также, что в мае 1949 г. дивизионеров соединили с 34 испанскими интернированными – 15 пилотами, 19 моряками и 4 детьми войны и до репатриации в 1954 г. их уже не разделяли (С. 326). В книгах Арасы и Морено кратко характеризуется и путь испанцев-военнопленных по лагерям: Араса пишет, что из Череповца они были перемещены в лагерь № 27 под Москвой, где условия жизни и питание были лучше; оттуда в лагерь № 160 в Суздале, там было хуже. В этом лагере уже был капитан Херардо Орокета, попавший в плену в госпиталь, а затем в Ленинград на допросы в НКВД (С. 292). Орокета возглавлял группу офицеров, отказывавшихся работать и сотрудничать с русскими, – в нее входили Паласиос, Молеро, Альтура, Кастильо и лейтенант Росалени. В этом лагере они содержались вместе с гражданскими испанцами, перемещенными из Берлина в 1945 г. В июле 1946 г. испанские военнопленные были переведены в Оранский лагерь, вблизи г. Горького, позже – в Потьму, в 5 8-й лагерь в Мордовии, а в январе 1947 г. – в Харьков.