Книга Изгой - Сэди Джонс

— Что-то я совсем неважно себя чувствую, — сказала она и, подойдя к лестнице, взялась за перила. — Я… — В этот момент она споткнулась, он подскочил, чтобы помочь ей, и наверх они поднялись вместе.

На верхней площадке они остановились, и он отпустил ее руку.

Это мгновение затрепетало и замерло, оно никак не хотело сменяться следующим мгновением, когда он должен был бы отправиться вниз. Вместо этого он заговорил:

— Дело в том, что мне очень неудобно из-за всего этого.

Он не смотрел ей в глаза.

— Из-за чего?

— Из-за тебя.

Наступила тишина. Он стоял неподвижно.

Он чувствовал приближение развязки, смутные проблески правды, но это было на уровне мрачных предчувствий, инстинкта, и ему захотелось поскорее уйти.

— Льюис!

Он поднял руку, чтобы остановить ее. Она взяла его руку.

Она взяла его руку и не отпускала. Это было неправильно. Они оба смотрели на то, что она делает. Ладони у нее были маленькие и белые, они оказались горячими, потому что она все время держала их вместе, а перед этим в нагретой машине крепко сжимала свою сумочку. Теперь она схватила его за руку.

— Ты не знаешь, — сказала она, — каково это — смотреть на тебя и понимать, что это моя вина. Лучше бы мы с ним никогда не встречались. Или мне следовало бы быть лучше, но я просто не смогла быть такой.

Она заглядывала ему в лицо и говорила с таким чувством, что он не мог отвести глаза в сторону.

— Ты был маленьким сломленным существом, а я была слишком молода, чтобы исправить это, прости меня.

Его тошнило от самого себя, словно это он заставил ее произнести эти слова. Она не была виновата. Его внутренняя неправильность появилась вовсе не из-за нее, и ему не были нужны ее извинения.

А потом она расстегнула пуговицу на его рукаве. Она бережно закатала рукав, он хотел отдернуть руку, но притягательность этого была слишком сильна, и он не шевельнулся. Полностью подняв рукав, она посмотрела на его шрамы и, удерживая его кисть одной рукой, пальцами другой стала водить по тонким белым полоскам.

Казалось, что она дотрагивалась до его шрамов с любовью.

— Ты по-прежнему сломлен? — спросила она.

Ей не следовало задавать этого вопроса. Ответа он не знал сам. Она что-то высвобождала в нем, и он пытался отстраниться от нее, но ничего не мог сделать.

— Это так?.. Мне необходимо, чтобы ты простил меня. Сможешь?

Она придвинулась ближе и поцеловала его руку, она целовала шрамы на его коже, и ему почудилось, будто мир вокруг них затрепетал.

— Тебе лучше сейчас? — спросила она и придвинулась ближе; он чувствовал, как ее платье уже касается его, а она снова поцеловала его руку, удерживая ее за запястье.

— Не делай этого.

Элис подняла голову, и ее губы оказались у самого его лица.

— Разве ты не хочешь, что бы кто-то был тебе близок? Не хочешь? Разве ты не хочешь, хотя бы раз в жизни, не быть одиноким?

— Господи! — Он с силой оттолкнул ее от себя, и она уперлась спиной в дверной косяк.

— Не смей!

Она испугалась его, поэтому он подошел к ней, взял в ладони ее лицо и начал гладить и целовать ее, и, когда они целовались, он чувствовал на своем лице ее слезы.

До какого-то момента у них еще был выбор, и они оба это понимали; но потом этот миг миновал, и в голове его не осталось ничего, только сильный жар. Она с самого начала крепко вцепилась в него. Не контролируя себя, она тянула его к себе, она целовала его, а у него в голове вертелась только одна мысль: «Я не должен этого делать». Она по-прежнему упиралась спиной в дверной косяк, а когда они постепенно соскользнули на пол, она вытащила его рубашку из брюк и стала дергать за ремень; ей все не удавалось его расстегнуть, и он помог ей. Все было очень быстро и горячо, она безостановочно целовала его лицо, лизала его, не разнимая рук и впиваясь ногтями в его тело. Закрыв глаза, Льюис чувствовал, как Элис осыпает его лицо поцелуями, чувствовал, как ее язык лижет его шею, чувствовал вцепившиеся в него руки: было темно, абсурдно и непреодолимо. Ее юбка была очень пышной, она мешала им, и ему пришлось сдвинуть ее в сторону. Она стянула с себя белье, взяла его руку и с силой засунула его пальцы глубоко внутрь себя. Угрюмое царапающееся существо, она была влажной и горячей, он был втянут в нее и, с силой устремляясь вперед, переживал ужас и вожделение одновременно. Извиваясь на ковре и придвигаясь все ближе, она раздвинула для него ноги, а когда он вошел в нее, она начала плакать, и он не мог понять, каким образом, ощущая такой стыд, можно продолжать испытывать возбуждение и не останавливаться. Выгибаясь под ним, она бросалась ему навстречу, издавая при этом громкие прерывистые стоны, и он начал бить ее по лицу, чтобы успокоить, потому что не хотел, чтобы она так мучилась. Но она продолжала плакать и упираться ногами в пол, чтобы еще быстрее и сильнее устремляться ему навстречу. Он чувствовал необходимость кончить, но ужас перед этим был больше, чем желание это сделать: впереди было слишком темно. Когда же он, постепенно все больше уходя в себя, стал действовать спокойнее, она еще крепче обхватила его и прижималась к нему еще сильнее, а потом она кончила — и громко закричала при этом, вонзив ногти в его руку. Но еще перед тем, как это завершилось, когда ее тело продолжало содрогаться, она широко открыла глаза и пристально посмотрела на него. Она отпрянула от него, как будто обожглась, и отползла по полу в сторону. Ее руки вцепились в дверной косяк, и, прежде чем скрыться у себя в комнате и захлопнуть за собой дверь, она еще раз посмотрела на него.

Он стоял на коленях на лестничной площадке, брюки и рубашка его были расстегнуты, он обливался потом, а перед ним была закрытая дверь комнаты его родителей. Он слышал только свое тяжелое дыхание, а из-за двери не раздавалось ни звука.

Он поднялся, подтянул брюки, застегнул ремень и отправился вниз. Он прошел через холл и, когда рука его уже потянулась к ручке входной двери, он, словно во сне, увидел по другую ее сторону своего отца, вставляющего ключ в замок; но, открыв дверь, он увидел там только машину и пустую аллею, ведущую к их дому.

Он вернулся в гостиную и взял из стоявшего возле двери застекленного серванта бутылку джина.

Ключи от машины по-прежнему были у него в кармане. Они не выпали оттуда, когда он занимался любовью с Элис.

Он вышел на улицу и сел в машину. Он поехал по дороге, держа бутылку в руке и прикладываясь к ней настолько долго, насколько хватало дыхания.

День был жарким и солнечным, и этот день понятия не имел о том, что случилось. Можно было бы ожидать, что небо будет черным и хмурым, после того как он поимел свою приемную мать в воскресный полдень, но все было не так: оно было высоким, синим и безоблачным. Дорога виляла, и Льюис, сделав еще глоток, зажал бутылку между ног, чтобы удобнее было крутить руль. Он ехал быстро, совсем не чувствуя действия джина, и думал, что было бы хорошо, если бы ему удалось разбиться насмерть. Живые изгороди остались позади, и дорога стала прямее, а он, выпив еще немного, поехал быстрее. Внезапно на него обрушилась темнота. Он закрыл глаза и некоторое время ехал вслепую — и очень быстро, но не ощущал никакого страха, наоборот, ему стало смешно. Он открыл глаза и начал смеяться, хотя, когда он смеялся так сильно, вести машину было тяжело, и он стал думать обо всех этих людях на званом обеде, и об отце, и о себе самом, как он занимался с Элис любовью на площадке под дверью. Он смеялся так, что пришлось придерживать голову рукой, чтобы она оставалась в вертикальном положении. Потом он выпил еще, после чего все перестало быть смешным. Приближался поворот, в который он входил на слишком высокой скорости, и аварии было бы не избежать, если бы навстречу не выехал другой автомобиль. Он увидел черный капот большой машины, медленно надвигавшийся на него из-за угла, увидел лицо водителя и его широко раскрытые глаза. Льюис ударил по тормозам, машину повело в сторону и вынесло на край насыпи. Еще бы мгновение — и он убил бы и себя, и водителя другой машины, но ему хватило времени, черный автомобиль свернул, раздался визг его тормозов, а возможно, и тормозов его машины тоже. Его машина, вылетев на обочину, наклонилась и чуть не перевернулась, а встречная пронеслась мимо. Льюис снова резко вывернул руль и за поворотом, заглушив мотор, остановился посередине дороги. Когда машина накренилась, он пролил немного джина на себя, но все же не дал бутылке опрокинуться. Он вытер выступивший на лице пот.