Книга Арктическое лето - Дэймон Гэлгут

На следующее утро Морган ждал своего нового знакомого на конечной остановке, держа под мышкой номер «Панча». У него созрел, хоть и не до конца, план показать молодому человеку картинки в журнале, что могло бы стать поводом к разговору. Но молодого кондуктора не было видно, и только спустя несколько дней среди толчеи и давки он прошел мимо Моргана. Египтянин приветствовал Моргана полукивком, на первый взгляд ироническим; англичанин же махнул в ответ рукой.

Теперь его интерес пробудился в полной мере. Морган часами болтался на конечной остановке, ожидая своего шанса. Но ему все не везло, и лишь совершенно случайно как-то вечером он оказался в нужном ему трамвае. Они сразу узнали друг друга. Когда Морган попытался заплатить за проезд, кондуктор запротестовал:

– Нет-нет! Этого не можно случиться.

– Но почему?

– Вы никогда не платить. Если вы не хотеть этот пиастр в вашей руке, тогда бросить его на дорогу или дать бедному человеку. Я его не брать.

– Почему вы так добры ко мне?

– Мне понравиться ваша манера. Вы сказать мне спасибо, я говорить спасибо вам.

Морган не мог вспомнить, когда это он благодарил кондуктора, но ничего на сей счет не сказал. Только спросил:

– Как вас зовут?

– Я Мохаммед эль-Адл, – ответил молодой человек.

Он произнес свое имя с подчеркнутым достоинством – так, словно боялся, что ему не поверят. Морган ждал, что юноша, в свою очередь, спросит, как его зовут, но вопрос так и не прозвучал.

– Вы говорите по-английски? – наконец сказал он.

– Совсем мало. Практика делать лучше.

– Вы гораздо успешнее, чем я. Я совсем не знаю арабского. А хотел бы на нем говорить.

– Почему?

Морган не знал, что сказать, а потому ответил наудачу:

– Чтобы читать «Elf Lela wah Lela», «Тысячу и одну ночь».

– О, они были написать известный философ. Правильно?

Мохаммед ошибался, но это был их первый разговор, и Моргану не хотелось поправлять его. Их встреча впилась в душу Моргана как заноза, вызвав острую непрекращающуюся боль. Из всей безымянной толпы, ежедневно снующей вокруг, он выбрал одного и единственного египтянина.

Теперь он иной раз по часу стоял среди шума и грохота конечной остановки в Рамлехе, ожидая, пока нужный ему трамвай войдет в поворотный круг. Смесь восторга и паники овладевала им, когда он видел, как Мохаммед эль-Адл, склонившись над своей рабочей записной книжкой, спешил в офис, где первым делом показывал маленькую бело-голубую овальную бляху, что висела у него на груди.

Когда же Моргану удалось столкнуться со своим новым другом вновь, тот спросил:

– Вы ищете меня?

– Да.

– Я сказать вам точно!

И он выдал всю необходимую пассажиру информацию – о маршрутах трамваев, о времени их прибытия.

– Но если вы ехать со мной, – добавил Мохаммад эль-Адл, – вы никогда не платить.

* * *

Вопрос платы за проезд никуда не ушел. Вскоре, путешествуя в трамвае Мохаммеда, Морган предложил ему сигарету.

– Я редко курю, – сказал юноша, мягким движением принимая ее. – Мое министерство финансов не позволяет.

Он проговорил это с юмором, но его слова встревожили Моргана. Похоже, они скрывали нечто иное. Ему нужны деньги? Он блюдет прежде всего свой интерес?

– Сегодня, – сказал Морган, – я плачу за билет. И не нужно сдачи.

Но Мохаммед сжал кулак, монеты покатились по полу, и Моргану пришлось едва не на коленях собирать их. Теперь юноша согласился их взять, монеты скользнули в его карман, и он поехал дальше, надувшись.

– Ну вот так-то лучше, – сказал Морган. – Теперь вы сможете купить себе английскую книгу.

– Сумма слишком маленький для книга, – ответил молодой человек.

Этот ответ еще больше запутал дело. Совершенно очевидно, между ними – в финансовом отношении – пролегла пропасть, и Морган был на той ее стороне, где жилось лучше и комфортнее. В следующий раз, когда он поехал на трамвае и Мохаммед отказался принять плату за проезд, он поблагодарил того за доброту кивком головы.

Однажды утром, когда Морган направлялся в офис Красного Креста, молодой кондуктор спросил:

– Я хочу задать вопрос о магометанах. Ответить, пожалуйста, правда, сэр.

– Я попытаюсь, – сказал Морган.

Но трамвай уже прибыл на конечную остановку, и остаток разговора был перенесен на вечер.

Вечером же Мохаммед сказал:

– Я хочу спросить так. Почему английские люди ненавидеть магометан?

И Морган увидел перед собой другое лицо – лицо Масуда.

– Но это не так, – ответил он.

– Они ненавидеть, – покачал головой Мохаммед. – Потому что я слышать, как один солдат говорить другому: «Это мечеть для трахнутых (прошу простить, сэр) магометан».

– Они просто шутили.

– Вы так думать? – с сомнением покачал головой Мохаммед. – Но вы не уверенный.

– Да нет, я именно уверенный, – сказал Морган, поняв, что пора говорить начистоту. – Один из моих лучших друзей – магометанин, и я ездил в Индию, чтобы повидать его.

Кондуктор покачал головой:

– Но это стоить большие деньги.

И добавил:

– Те деньги, что вы потратить в Индии, вы можете купить много друзей в Англии. Если иметь деньги, можно иметь друзей, кроме один или два.

Снова деньги! Молодой человек, похоже, был искренним, но что, если его приязнь – всего-навсего товар? Такая мысль заставит поблекнуть любое слово, которое они скажут друг другу.

Тем не менее эпизод, произошедший чуть позже, отодвинул сомнения Моргана далеко в сторону. Вскоре после того, как Морган сел на трамвай, туда забрался контролер и попросил его предъявить билет. Мохаммед заговорил с этим человеком по-арабски, и последовал довольно напряженный диалог. Когда все успокоилось, Морган спросил, что случилось.

– Я сказал ему, что у вас разрешение начальника станции.

– Но ведь это неправда!

– Я считать немного лжи необходимо в жизни.

Такой ответ заставил Моргана замолчать, но на следующей остановке контролер остановил трамвай, вышел из него и позвонил по телефону на станцию. Последовал еще один ожесточенный спор, после чего чиновник позволил трамваю следовать дальше, оставив Моргана с его другом в покое.

После всего крика, который звучал в трамвае, тишина казалась мертвой. Наконец Морган спросил:

– Все ли в порядке? Я знал, что было бы лучше заплатить.

Темные глаза кондуктора потемнели еще больше, хотя лицо его оставалось безмятежным.