Книга Москва-bad. Записки столичного дауншифтера - Алексей Шепелёв

Чего стоит одна моя ярко-светло-зелёная кофта – по покрою спортивная (на этикетке написано, что копия куртки каких-то испанских, что ли, пилотов 1930-х годов), но без лампасов, вставок и надписей, швы наружу… Поверхность её идеальна, она идеально поглощает и испускает свет (цвет) оптимальной для глаз воспринимающего длины: не настолько яркая, чтоб бросаться в глаза и раздражать, не искусственная, не блестящая, но и не блёклая, не проходная, покрой действительно выверенный – не вычурно, вполне солидно, но в то же время лёгкость, и современность… Это эксклюзив, эталон каузал стиля, мечта насоса, действительно есть, чем гордиться: куплено за тыщу рублей, но не с чужого плеча, и я ни на ком не видел ничего подобного! Посмотри, кукляшка, коль тебе уж четверть века, должна, кесь, понимать, что лохи подкаблучные в таких курточках не ходют!..

Ты видела блестючую пидирисическую курточку нашего армянского певца? (о нём чуть позже) – сравни!

Впрочем, может некоторые из них постепенно что-то себе на уме и смекали – всё равно, каким бы я ни был инкогнито и немым никто, к образу каких флегматиков не приписывался бы вслед за Стасом, какие-то вещи говорят сами за себя. У кого-то кружка и ложка в портфеле, у кого-то кофточка… Да и что я от них хотел – не подумай, читатель! – не поклонения же (к коему я не привык и считаю излишним), и не наклонов в углу между дежурствами (к этому я привык и не считаю излишним, но у меня жена есть… – шутка), и даже не того, чтоб про себя не твердили «ну и клоун!» (много хочешь!) – не роскоши, по Экзюпери, человеческого общения, а заштатного, обычного человеческого отношения.

Хотя сколько уже пришлось изведать странного общения, выхолощенного в своей сути, которое только отнимет, практически ничем не обогащая…

Иногда, ощущая «невольные» игнорирование или третирование, я воображал себе, что на подобные «заявы» ответили бы мои тамбовские дружки: «Да я таких пачками …!» – употребив сокращённую до двух букв форму того самого глагола, обозначающего «в данном контэксте» сексуально-гендерную, да и социальную тоже, доминацию. Невольно улыбаешься, и зла уже нет никакого. Но, к сожалению, ирония и словесная игра не всегда спасают: как писал Иоанн Кронштадский, «змея ты, моё сердце!». Вот и шуточки всплывают в духе моих тогдашних камрадов и произведений.

Или думаешь, вот оказался бы в таком малиннике кто-то из одногодок-писателей – вечносмурной Сенчин, толстяк-весельчак Быков, разъезжающий теперь на салатовом джипе с водилой, стройный, как сурикат, но не понимающий ничего, что ему говорят с нижнего яруса, Шаргунов – смешно!..

Недавно вышла книга Прилепина «Грех» по-английски, а на обложке – чёрный профиль Захара на фоне… силуэта Покровского собора!

Я тоже обводчик силуэтов и контуров, но моё писательство, опознаваемое большинством по побочным эффектам, подобно гриновскому с большой буквы Несбывшемуся. И слава Богу. Меня, как новорождённого наследника, уже все знают, и ещё никто не знает. И это моё преимущество и мой крест. Родившегося в чужой стране – и неизвестно ещё, доберусь ли я оттуда… Моя первая книжка лежала на тумбочке у странной, замкнувшейся в себе девахи, в комнатке в общаге, где кроме кровати и тумбочки с наркоманскими «приблудами» ничего не было вообще – все заходили и смеялись. Никогда у меня не было пачек – ни денег, ни шлюх… Хотя… пару раз всё же были… и всё же таких приходилось укрощать, что Анфисе-Биссектрисе до них далече – не только в плане твердолобости и стервозности, но и физической силы с интеллектом. Женой я, конечно, не горжусь так, как кофточкой, но её мне купила именно она… В первые недели я в спешке забывал надеть кольцо, а потом оно появилось – серебряное, скромное… скорее всего, подумали: купил по дешёвке и напялил хоть для какой-то солидности!..

«Идите» или «Можете идти» – бросают они при смене поста таким тоном, каким королева отпускает пажа. Ни разу никто не улыбнулся и не задержался поболтать с неофитом.

Впрочем, все эти инсинуации от лукавого, ну их! Просто везде, хоть и привык уже к иному, всё равно взыскуешь человеческого – пусть и на работе, пусть и в двадцатилетних женщинах, которые на работе, которые на работе за 10 тыс. р.

Как ни странно, кое-чего я всё же добился. Месяца через полтора Саша (впрочем, наверное, самая младшая по срокам работы кроме меня и Лены), очень похожая на одну нашу деревенскую девчинку, которую все дразнили недоростком и жердью, а она в пятнадцать лет внезапно стала матерью, пытающаяся изменить свою природную внешность с помощью бордовой помады, каштанового каре и леопардовых лосин, иногда всё же отрывавшаяся от букридера и посматривавшая на меня, как-то посреди довольно привычного молчания в гримёрке неожиданно спросила: «Ну как вам вообще?..» От неожиданности я даже не нашёлся что ответить, лишь переспросил. «Ну, работается тут вообще?» Мне вдруг показалось, что она знает, кто я такой, может, даже не сразу решилась завести разговор, и мне стало неловко. Хотя чаще всего они секретничают с Анфисой, стреляя глазками и секретно улыбаясь. И им ловко. Но повторюсь: мнительным истолкованиям и тщеславию, хоть какому, бой. В этих промёрзших стенах, рядом с мощами блаженных юродивых – самое место и время! Я поспешил улыбнуться и ответил: «Вообще-то не очень». А сам подумал, что всё же своя личность прёт отовсюду через верх, как тесто на дрожжах!.. И что святые Иоанн и Василий сумели избавиться от самолюбия, от любой одёжки (физической и метафорической) и не искали уже «человеческого, слишком человеческого».

Глава 6. Гяур Кяфиров – хам грядущий обыкновенный

«Кто с мечом к нам придёт, тот от меча и погибнет. А. Невский» – уж в историческом музее я такого не ожидал!..

Я всё же вынужден был потратить четыре перерыва (!) на скачки по площадным булыжникам и гонки по гимовским – как звучит! – лабиринтам.

Обегая развёрнутый на пути хоккейный плацдарм (звёзды спорта, начальство и шоумены – прямая трансляция!..), я спешил доставить присланный диплом, но усатая бабка и её подручные не обратили на него никакого внимания, встретив меня так, будто видят впервые. (В мае, когда я, неплохо изучив лабиринт, заявился получать вместо временного пропуска красную корочку с шикарным золотым тиснением «Государственный Исторический Музей», мне не помянули и регистрацию, а в корочку наклеили скользкую фотку (я так и не переснялся), на коей печать вскоре от дождя смазалась, и меня ещё неохотней стали пускать через площадь. Но до мая ещё было далеко…) А вот встреча в отделе-военкомате порадовала.

Заседали какие-то дедки, одни мужики – маясь от безделья, они расспросили меня до нитки, посочувствовали, привели примеры своих сыновей-оболтусов, впоследствии всё же пристроившихся и выспрашивали у меня название и телефон нашего райвоенкомата, чтоб туда зачем-то позвонить.

Тогда я ненавязчиво напомнил им, что Невский – это не фамилия и что фраза эта, взятая из картины Эзейнштейна 1938 года «Александр Невский», на самом деле есть искажённые слова Спасителя «ибо все взявшие меч от меча и погибнут», что это любимый фильм моего детства, но по советскому ТВ его показывали не чаще чем раз в два года, что я охотился за портретом закованного в броню сурового князя-победителя работы П. Д. Корина, назначая даже некоторое денежное вознаграждение тем, кто вырежет его из учебника – из своего, в библиотеке или в макулатурной будочке… Что в школе вот всё так: изучаем падежи с племянницей Александрой: «Из церкви» – читает она, мама ей подсказывает и задаёт вопрос: «Из чего?» (вместо откуда?), а она всё твердит: «Нет чего? Церкви…», а я: «Почему ж нет?». Короче, побил их, можно сказать, их же оружием, а сам, высунув язык, понёсся в Собор.