Книга Империализм от Ленина до Путина - Виктор Шапинов

Национальность, национальная идетичность для капиталиста, так же как и язык, являются средством в конкурентной борьбе. Среди наемных работников использовать язык или нацию в качестве конкурентного преимущества могут только представители наиболее высокооплачиваемых категорий класса наемных работников, в особенности лица интеллектуального труда («рабочая аристократия», если пользоваться термином классического марксизма). Для подавляющего большинства пролетариев язык остается в лучшем случае нейтральным фактором в классовой борьбе (для пролетариев коренной нации), а в худшем – помехой, ведущей к прямому ухудшению их материального положения (для мигрантов, пролетариев нетитульной нации и т. д.). При этом для буржуазии угнетенных наций (например, кавказских народов в России) нация все равно может быть положительным фактором в ее борьбе – за счет горизонтальных связей общин мелкая буржуазия этих наций может пытаться конкурировать с крупным капиталом, по крайней мере в сфере торговли. Для пролетариата угнетенной нации его национальность, его язык – это скорее гиря на ногах.

Причем, как показывает мировая практика, проблема не снимается «ассимиляцией». Французские арабы, большинство которых живет в метрополии уже во втором или третьем поколении, прекрасно говорят по-французски и по сути ничем не отличаются от «коренных». Тем не менее, они все равно оказываются в угнетенном положении, в «низах» французского пролетариата, среди бедных, что еще раз продемонстрировало восстание «аш-эль-эмов»[131]в 2005 году.

Дело в том, что капитализму любой империалистической страны (Россия не исключение) нужно иметь «функциональный подкласс» наиболее угнетенного, наиболее эксплуатируемого пролетариата. В основном эту роль выполняют мигранты, в том числе внутренние мигранты, как в России. Возникающий таким образом раскол эксплуатируемого класса выгоден и с экономической и с политической точки зрения. С экономической, угнетенный субпролетариат давит на рынок труда. Московский капиталист может сказать: соглашайтесь на эту зарплату или я найму узбеков и заплачу им еще в четыре раза меньше. С политической, противопоставление «коренных» наемных работников «приезжим» эффективно потому, что мешает их солидарным действиям.

Поблема эта имеет два решения: полная и безусловная легализация всех работников-мигрантов, предоставление им того же статуса, что и коренным рабочим, что предполагает организацию совместных профсоюзных и политических организаций интернационалистического типа. Второе решение: ужесточение миграционной политики и таким образом охрана внутреннего рынка рыбочей силы.

Второй вариант на самом деле представляет собой псевдорешение. И даже не потому что оно негуманно – закрытие границ для мигрантов приводит только к большей смертности, большим лишениям при попытках эту границу пересечь (вспомним тысячи задохнувшихся при попытках добраться с конктинета бедности – Африки на континент богатства – Европу в трюмах утлых суденышек, вспомним украинских гастарбайтеров, задохнувшихся в багажниках автомобилей на польско-немецкой границе), к большим поборам со стороны чиновников и полиции (это вам подтвердит любой москвич).

На самом деле меры по ограничению трудовой миграции лишь понижают цену рабочей силы рабочего-мигранта: чем меньше у него прав, тем меньше ему будут и платить. А значит, эти меры становятся и способом снижения зарплаты коренного рабочего. Круг замыкается: национализм титульной нации бьет по рабочему этой титульной нации (вернее, по большинству рабочих, не по высшему слою, которому национальное угнетение может быть как раз на руку).

Ограничение миграции, вроде «стены Буша» на границе с Мексикой, или мер, которые предлагает карманная неонацистская организация Кремля – ДПНИ, могут быть к тому же и мерами по недопущению увеличения численности субпролетариата выше определенного процента, когда это может стать опасным с политической точки зрения.

Здесь примером могут быть не только недавние французские бунты, но и история чернокожего пролетариата США. Чернокожие которых разросшаяся за годы Второй мировой и капиталистического бума «золотых 50-х» американская промышленность рекрутировала на фабрики[132], выполняли именно роль субпролетариата. Чернокожие на заводах Детройта были чем-то вроде узбеков и таджиков московских строек. Однако, дав чернокожим экономическую силу и значимость, капитализм дал им в руки и политическое оружие, создав условия для пробуждения классового сознания. Это сознание быстро развилось от буржазных идей «равноправия» или «черного расизма» к революционному марксизму партии «Черных пантер». Политически опасному черному субпролетариату пришлось давать подачки (благо самая богатая буржуазия мира имела для этого ресурс) – дать возможность переходить в ряды рабочей аристократии, политического и карьерного роста в рамках системы и т. п. Тех же, кто не соглашался на подачки, уничтожали, как было с теми же «Черными пантерами». Субпролетариат начинает рекрутироваться из ибероамериканских стран Юга, которые, в отличие от чернокожих, не являясь гражданами США, были гораздо менее успешными в экономической борьбе. Однако, и они стали теперь опасными политически – поэтому возводится «стена Буша», поэтому администрация протаскивает антииммигрантские законы.

Буржуазия России, которая в мировой империалистической табели о рангах стоит пониже американской и европейской, вынуждена думать на несколько ходов вперед. Именно поэтому, антииммигрантские настроения в ее среде появляются раньше, чем действительная политическая опасность субпролетариата. Ну нельзя же считать несколько забастовок, организованных левыми группами на «Донстрое» в Москве, действительной опасностью?

Российский субпролетариат пугает своей численностью. По разным подсчетам, число «нелегалов» достигло уже 15 миллионов человек. А в своей массе – это именно наемные работники, буржуазия без труда легализуется. Возможно, это уже крупнейший отряд российского рабочего класса. И, уж во всяком случае, самый быстрорастущий.

Кроме строек и транспорта, это теперь уже и во все большем масштабе промышленность. Прибавьте сюда внутреннюю «русскую» миграцию из депрессивных регионов, а также субпролетариат из национальных республик РФ (эти люди не считаются «нелегалами»), и вы получите гигантскую, потенциально революционную силу, которая сейчас не имеет своего политического голоса.

Проблемы этой части рабочего класса не лежат, таким образом, в плоскости национальной политики. Более того, сам этот субпролетариат национально безразличен, а во втором поколении он и вовсе потеряет национальную идентичность. Вторая и главная особенность этого слоя состоит в том, что его проблемы принципиально не решаются реформистским путем – субпролетариат располагается вне поля социальной политики государства. Причем, если западная буржуазия в годы «социального государства» могла пытаться расширить сферу его действия на часть субпролетариата (сегодня не может), то российская буржуазия не может делать даже таких попыток, так как это противоречит как мировой неолиберальной тенденции, так и внутренней политике Путина по уничтожению социального сектора.