Книга 20 лет дипломатической борьбы - Женевьева Табуи

Итак, Барту договорится с королем Александром относительно основных принципов возможного предложения, которое Белград и Париж могли бы сделать Муссолини и которое Барту изложит во время своего предстоящего официального визита в Рим.

* * *

В ту пятницу, 8 октября, Барту, в восторге от перспектив, которые открывают его переговоры с Александром, с увлечением излагает мне механизм действия будущего франко-югославо-итало-греческого пакта.

– На этот раз я действительно сделаю кое-что для моей страны, – восклицает он. – Этот визит Александра будет иметь важное значение, и он позволит мне поехать затем в Рим, имея уверенность в успехе.

Когда я прощалась с ним, он спросил меня:

– А в сущности, почему бы вам не поехать завтра со мной в Марсель встречать Александра?

И так как я ответила Барту, что в Марселе будут репортеры газеты, а я буду ожидать его в Париже, он сказал мне, смеясь:

– А, ну да, правда, я думаю, что ведь вы боитесь покушения!

– Но почему вы уверены, что покушение будет? – спрашиваю я, прощаясь с Барту.

Пожимая плечами, он рассеянно отвечает:

– По-видимому, обнаружено несколько анархистов, которые все подготовили к покушению в Марселе.

Дверь закрывается. Я видела Луи Барту в последний раз.

* * *

На другой день, 9 октября, в полдень, первые выпуски вечерних газет «Пари-миди» и «Пари-суар» действительно сообщают, что существует план покушения на короля Югославии Александра. Газеты даже поясняют, что, по-видимому, речь идет о каких-то замыслах руководителей хорватских террористов Павелича и Першича. Эти последние, проживая с некоторых пор в Берлине, даже издали там свой дневник. В нем, в частности, они рассказывают о том, что несколько лет назад они подписали соглашение с македонской организацией ВМРО.[40]

Одна из двух упомянутых газет напоминает в связи с этим о нападении в прошлом году на поезд Симплон-экспресс[41]и приписывает организацию его хорватским террористам.

Другая газета публикует некоторые выдержки из этого дневника террористов, из коих явствует, что они научились владеть оружием в лагере в Янкапусте, расположенном в Венгрии у югославской границы, и т. д.

Но в промежутке между двенадцатью и тремя часами пополудни в Париже все так заняты своими личными делами!

* * *

Увы, газеты лишь предвосхитили события.

Ровно в два часа король сходит с корабля на Бельгийскую набережную в старом порту Марселя. Его встречает Барту. Оба они и с ними генерал Жорж садятся в автомобиль, оказавшийся, к великому сожалению, открытым, небронированным и с подножками.

Король – как позднее будут рассказывать официальные лица – бледен, он нервно глотает слюну и смущенно, почти испуганно смотрит на неспокойную толпу, которая встречает его то аплодисментами, то свистом. Толпа сдерживается не сплошным кордоном, а только полицейскими, поставленными через каждые десять метров.

У правой дверцы королевского автомобиля находится один лишь полковник верхом на лошади. Мотоциклистов и кавалеристов, присутствие которых обычно предусмотрено в подобных случаях, на этот раз нет.

Кортеж двигается со скоростью «четырех километров в час вместо полагающихся по правилам для передвижения глав государств двадцати километров», будет позднее констатировано во время судебного расследования.

Под приветственные возгласы кортеж следует по улице Канебьер и достигает площади Биржи. Внезапно позади автомобиля раздается свисток. Проходит еще секунда, и в тот момент, когда королевская машина поравнялась со зданием Биржи, из толпы выскакивает человек. Лошадь полковника встает на дыбы, человек проскальзывает мимо нее и вскакивает на подножку автомобиля. Раздаются выстрелы, и король, обливаясь кровью, падает. Барту ранен в руку, рукав его черного сюртука тотчас же пропитывается кровью. Генерал Жорж ранен в живот.

Полковник убивает преступника, которого толпа тут же топчет ногами. И все эти трагические события происходят при гробовом молчании. В обстановке неописуемого беспорядка Александра в конце концов переносят в префектуру, над которой тотчас же приспускают флаг, возвещающий всем, что король умер. Через длительный промежуток времени (примерно через три четверти часа) прибывает санитарная машина. Она увозит Барту, которому вплоть до его прибытия в больницу никто не остановил кровотечения. Общее смятение было таково, что вследствие этого никогда не удастся полностью установить долю ответственности каждого за происшедшее.

На операционном столе в больнице Барту спрашивает слабым голосом: «Как чувствует себя король? Где он?» – «Он цел и невредим и чувствует себя хорошо», – отвечают присутствующие. Тогда из груди министра иностранных дел вырывается вздох облегчения. Проходит несколько секунд. Пелена смерти заволокла теперь глаза Барту.

«Я больше ничего не вижу, где же мои очки?» – шепчет он. И рука, потянувшаяся к лицу, чтобы найти очки, бессильно падает. Все кончено!

* * *

Новость обрушивается на Париж, подобно удару грома.

На следующий день я пригласила к себе на завтрак известных журналистов и югославских депутатов, прибывших в Париж.

Никогда в жизни мне не доводилось председательствовать на более печальном приеме.

Присутствуют руководитель службы печати в Белграде Винавер, несколько депутатов и директоров агентств, в частности агентства Авала.

Винавер, зажимая рот салфеткой, сдерживает рыдания. Депутат Сокич, поддерживаемый всеми своими коллегами, нападает на Францию, ибо она, по его мнению, несомненно принимала участие в подготовке покушения.

– Нашего короля заманили в ловушку! – повторяет он с яростью. И он зачитывает коммюнике, которое только что составило югославское правительство. Его содержание проникает в самую душу.

«Вчера, 9 октября, в 4 часа дня в Марселе был убит наш король Александр. Он пролил свою кровь во имя будущего мира, ради которого он жил и ради которого он направился в Марсель, где нашел смерть на земле союзника».

Боль, которую причиняет нам всем смерть Барту, делает нас неспособными отвечать югославам что-либо иное, кроме как:

– Но мы тоже потеряли человека, на котором зиждилась вся наша внешняя политика, они его тоже убили!

Это был ужасный завтрак.

* * *

Это убийство свидетельствует о глубокой анархии, которая клокочет во Франции, прикрываемая законными выборами, о той самой анархии, которая приводила в отчаяние Барту за несколько дней до смерти.