Книга Последний ход за белой королевой - Олег Агранянц

Теперь мне дали установку возобновить с ней контакты. Тем более, что, по имевшимся у нас данным, она могла со дня на день стать министром культуры.

* * *

Рядом подсел какой-то скуластый парень.

Я придвинулся к нему и, не поворачивая головы, прошептал:

– Правда, красивая женщина справа от меня?

От удивления парень открыл рот:

– Это смотря кому… – Потом покосился на женщину и тоже прошептал: – Вообще-то ничего. На один раз.

Я повернулся к Электре:

– Видите, молодому человеку вы тоже очень понравились.

Потом парень ушел, а Электра, почти не разжимая губ, отчетливо произнесла:

– Вам нужно, чтобы я взорвала что-то?

Я обалдел. Увидав мое замешательство, она рассмеялась:

– Тогда зачем я маскировалась?! Ничего взрывать не будем?

– Не будем.

– А воровать?

– И воровать не будем.

– С вами скучно. Знаете, мы на сцене только и делаем, что убиваем, обманываем. И, честно говоря, хочется в жизни никого не убивать и ничего не воровать.

– А любить? – спросил я.

– О да, это лучше делать в жизни.

Потом она снова спросила тихо:

– У вас ко мне какая-нибудь профессиональная просьба.

– Нет. Я просто предложил начальству возобновить с вами дружеские связи. Просто встречи – и ничего больше. Для встреч выделили меня.

– И правильно сделали, что вас. Заезжайте ко мне. Если нет спектакля, то вечером я всегда дома.

Она протянула мне визитку. На обратной стороне был нарисован план, по которому можно найти ее виллу.

– А теперь до свиданья. Мне еще надо успеть сегодня убить пару римских легионеров.

И легко поднявшись со стула, она ушла.

Поистине: «Уже не молода, но все еще прелестна».

54. Синьор Игельвертор

Оставалось еще одно дело. Я набрал номер, который долго запоминал в Москве. Подошла женщина.

– Синьора Игельвертора, пожалуйста.

Синьор подошел тут же.

– Вы оставили машину с зажженными фарами.

Игельвертор поблагодарил, я повесил трубку. Если Игельвертор понял пароль – а в этом я не сомневался – он будет ждать меня в отеле «Бельведер». О встрече с этим человеком начальники не узнают.

На самом деле настоящая фамилия Игельвертора – Листьев, и он бывший мой коллега. Ни я, ни мои друзья не сомневались, что виноват был тогдашний резидент. Банальная в принципе история: жена в Москве, а тут авария, вроде бы ничего серьезного, но от резидента не скроешь, машина помята. И еще оказалось, ехал он из ресторана, понятное дело, навеселе, и не один, а с секретаршей торгпредства, и в третьем часу ночи. Резиденту бы не раздувать, Листьев – не новичок, двадцать лет стажа, второй человек в резидентуре, а он – послу, тот – в партком; словом, начали «дело». И Листьев «ушел». Ребята из отдела, как водится, «осудили», а жене помогали, чем могли. Более того, Листьев давал деньги в Риме кому-нибудь из бывших своих коллег, те их тратили, а по приезду в Москву возвращали жене в рублях.

Я вошел в отель, поднялся на лифте на девятый этаж, потом по лестнице спустился на восьмой. Листьев уже стоял у лифта и улыбался:

– Привет, Женя.

– Привет. Как ты тут?

– Нормально.

«Совершенно не изменился, – удивился я. – Ни сединки. Красится, что ли!»

Мы поднялись на десятый этаж, чинно продефилировали по коридору и нырнули в узкую комнатенку, где тихонько постукивал автомат для льда. Здесь можно говорить.

– Как там, в отечестве?

– Сам знаешь.

– Знаю. Газеты читать противно. Что нового в конторе?

– Все по-старому. О тебе была пара публикаций.

– Знаю, не забываете.

– На, письмо от жены, – я вынул из кармана небольшой листок. – Ответ писать будешь?

– Сначала прочту, – Листьев пробежал глазами письмо. – Нет, не буду. На той неделе вышла оказия, исписал страниц пять.

Он положил письмо в карман:

– Все жду, когда отечественная демократия дорастет до того, что жену выпустят.

– По бабам бегать надоело?

– По бабам и при жене можно. Одному скучно. А тут инфляция.

– Только не говори, что уж очень нуждаешься.

– Особо не разбежишься. На уровне среднего класса. Очень среднего.

– А мы у себя дома все ниже низшего и с каждым днем всё ниже.

– Сами виноваты. Как Колосов?

– На месте.

– Все такой же шутник?

– Такой же. Тут он ушутил мне одно дело. Кстати… Ты знал Топалова?

– Типографа?

– Да.

– Знал.

– И что он за человек? В двух словах.

– Художественная натура. Глуп.

– Мог он убежать с нашими деньгами?

– То есть он был в цепочке? – уточнил Листьев. – Взял деньги и смылся?

– Что-то подобное.

– Вряд ли. Он трус. Хотя… Теперь такое время. Но вряд ли. А сам как? Не собираешься?

– Что?

– Смыться. Я вчера вечером видел фильм про Везувий. – Он взял в руки пару ледышек, попробовал жонглировать, не получилось. – Жил бы ты, к примеру, под Везувием, и тебя предупредили бы, что вулкан вот-вот начнет извергаться и всем крышка. Что бы ты выбрал? Чтобы тебя пепел задушил, но через пару тысяч лет тебя бы откопали, ты бы стал экспонатом, и на тебя глазели бы экскурсанты? Или смылся бы и прожил спокойно с десяток годков, безо всякого вклада в мировую историю? Вопрос? Вопрос. Вот ты спросил, как я? Нормально. И ностальгия не мучает. Березки во сне не вижу. У меня от этой ностальгии средство есть. Прекрасное, доложу я тебе. Держу дома портрет Горбачева. Самый лучший антиностальгин. Посмотрю на портрет – ностальгию как рукой сняло.

Он снова взял ледышки, снова попытался жонглировать, снова не получилось.

– Не умеешь, – прокомментировал я.

– Раньше умел. Слушай, я прямо расстроился. Неужели даже Типограф сбежал? Как кошки перед землетрясением. Инстинкт, что ли.

Я вспомнил Кузякина.

– Никакого инстинкта у кошек нет. Их просто кто-то вовремя предупреждает.

* * *

В номер я вернулся в шесть.

В восемь сбежал вниз по ступенькам площади Испании, перекусил в маленьком кафе – здесь они называются «tavola calda». Вернулся в отель, посмотрел телевизор и лег спать.