Книга VIP значит вампир - Юлия Набокова

Кровь музыкантов и композиторов играла в жилах задорными маршами, лирическими элегиями и звенящими симфониями и переливалась в нее хрустальными звуками флейты и фортепиано. Кровь ученых кипела от мыслей и формул, но наутро от нее болела голова. Кровь живописцев переливалась радугой красок и палитрой образов. Кровь критика Беата вкусила только однажды, и ей показалось, что она глотнула яду. Желудок стерпел, но Беату еще два дня лихорадило от зависти и злости к своим более удачливым коллегам. Ей казалось, что ее недооценивают, она жадно наблюдала из-за кулис за выступлениями других балерин и со злорадным ликованием отмечала мельчайшую погрешность, о чем непременно сообщала после представления при всей труппе. Три глотка из жил критика Троянского стоили ей хороших отношений с двумя знаменитыми балеринами и скандала с хореографом. Впредь Беата шарахалась от критиков как от чумы, предпочитая им поэтов и музыкантов. Хуже критиков были только меценаты, в крови которых Беате чудился металлический привкус серебра, грохот фабрик и стоны рабочих…

С закрытием артистического кабаре для Беаты закончился золотой век, который позднее назовут Серебряным. Пора было прощаться с Петербургом и с балетом. Беата и так тянула до последнего. Подвыпившие поклонники в «Бродячей собаке» уже не раз прилюдно восхищались, что за прошедшие десять лет балерина не постарела ни на день. Беата принужденно смеялась, благодарила за комплименты и обещала себе уехать как можно скорее. Закрытие ставшего ей родным клуба в тысяча девятьсот пятнадцатом стало решающим. На радость юным амбициозным балеринам Беата взяла расчет в Мариинке и засобиралась в Париж.

Там столичная знаменитость сняла крошечную квартирку неподалеку от Енисейских полей, отрезала свои шикарные косы, тем самым попрощавшись с прошлой жизнью, и, назвавшись полькой и поменяв документы, стала лихо отплясывать в «Мулен Руж». Через пару лет в России прогремела революция, и в Париж потянулся нескончаемый поток эмигрантов. К тому моменту Беата окончательно утвердилась на сцене кабаре в качестве звезды. Время от времени среди публики она видела старых знакомых, но никто из них не узнавал сдержанную молчаливую балерину в дерзкой танцовщице скандального кабаре. Что удивительного? В «Мулен Руж» все внимание было приковано к чулкам и ножкам, а не к глазам и ямочкам.

«Мулен Руж» наполнял ночи Беаты красками и блеском драгоценностей. Ее шкатулки были полны дорогих украшений от поклонников; она не знала недостатка в деньгах и в мужчинах, которые считали за счастье протянуть ей запястье или подставить шею. Но пресная кровь толстосумов, кутил и сладострастников не могла сравниться с изысканным нектаром, которым она наслаждалась в «Бродячей собаке». Беата чувствовала, как с каждым глотком меняется сама. Их похоть и разнузданность одерживают верх над ее утонченностью и консерватизмом. Беата становилась другой, она перерождалась.

Спустя пять лет, когда она покидала «Мулен Руж» дерзкой, раскованной и искушенной соблазнительницей, ее не узнала бы родная мать. К счастью, родители этого видеть не могли. Господь забрал их раньше. Мама угасла от чахотки незадолго до того, как Беата покинула Петербург. Надломленное этой утратой сердце отца не выдержало революционных перемен.

После Парижа была Вена. Стремясь смыть с себя цинизм последнего периода, Беата вернулась к балету. Уже в качестве преподавателя. В эти годы она вела уединенную жизнь, много читала и утоляла жажду чистейшей, как альпийские источники, кровью коренных жителей и бурлящей от свободы и новых впечатлений, похожей на шампанское кровью многочисленных путешественников. Потом были Англия, Финляндия, Чехия, Швеция и Швейцария – Беата скиталась по всей Европе, пробуя себя в разных профессиях, но неизменно возвращаясь к танцам, которые были ее истинным призванием.

В канун миллениума Беата перебирала старые фотографии и подводила итоги. В двадцатом веке она прожила двенадцать жизней в двенадцати городах, каждую – длиной от пяти до десяти лет. Она была дюжиной разных женщин – затворницей и искусительницей, звездой и серой мышью, авантюристкой и примерной налогоплательщицей, et cetera, et cetera… Вот только женой и матерью побыть не пришлось. Хотела, мечтала, надеялась. Но знала: невозможно, не стоит и пытаться.

С началом нового века она вернулась на родину, но уже не в Питер – в Москву. В столичной тусовке нашлось немало знакомых лиц, которых Беата встречала в разные периоды своей жизни в разных странах, и, глядя на них, не постаревших ни на морщинку с момента их последней встречи лет сорок назад, бывшая балерина чувствовала себя невероятно старой…

У нее был нежный и трогательный роман с Аристархом, который тогда носил другое имя и только-только стал одним из них.

Она дружила с Инессой и была на открытии ее самого первого бутика в Милане. Как давно это было… Тогда в моду только-только вошли бикини, и две вампирши осмелились бросить вызов респектабельной публике Итальянской Ривьеры, появившись на пляже в двух крошечных полосках ткани… Был облачный день, народу на пляже было немного, но слухи об их дефиле по берегу моря разнеслись потом по всему курорту. На следующий день на пляже был аншлаг. Но две прекрасные бесстыдницы больше там не появились – еще несколько дней они лечили солнечные ожоги. Солнцезащитных лосьонов тогда еще не было и в помине… Да и изобрел их, кстати говоря, их кровный брат.

С Эльзой они ходили на концерт «Битлз» в сырой и темный подвальчик. Он был полон народу, хотя ливерпульская четверка тогда была известна только в узких кругах меломанов и от всемирной славы их отделял еще целый год. Эльза тогда провела ночь с Ленноном, Беата – с Маккартни. Наутро подруги делились, что давно не пробовали таких изысканных чувств и таких трепетных эмоций. Ребята были обречены на славу. Они с Эльзой были обречены на вечные скитания, вечную жажду и вечную молодость, которая со временем тоже стала тяжким испытанием.

До семидесяти лет Беата не особенно терзалась этими вопросами. Глядя, как стареют ее сверстницы, как теряют форму и уходят со сцены ее прежние соперницы, Беата лишь самодовольно ухмылялась, радовалась своим неизменным 90-60-90 и с еще большим азартом выходила к публике. Сперва были балет и кино, потом – кабаре «Мулен Руж» и шест на площадке стрип-клуба. Ее пластика, отработанная десятилетиями, завораживала мужчин эффективнее любовных приворотов. Ее грация ошеломляла, влюбляла, сводила с ума. Тайна в ее глазах делала Беату еще более привлекательной и желанной. Она с наслаждением купалась в любви мужчин моложе ее на полвека и благодарила вампира, подарившего ей десятилетия юности, чувственности и удовольствия.

Переворот случился, когда Беата узнала о смерти подруги, с которой они вместе начинали покорять сцену театра. В следующие пять лет знакомые ее юности умирали одна за одной. Беата бродила по кладбищам с охапками красных роз, которые в сумерках казались черными, и оставляла нежные бутоны на холодных серых надгробиях. Ее трясло, она чувствовала себя преступницей, обманувшей смерть. Смертельно старой преступницей.

В одну из таких ночей она встретила на кладбище Вацлава, и ее сердце сжалось от боли. Если ей, восьмидесятилетней, возраст причиняет такие страдания, каково вампиру, который старше ее на сотню лет, на тысячи бессонных ночей, на миллионы минут отчаяния? Они проговорили тогда до рассвета. Говорила в основном она, а Вацлав терпеливо и внимательно слушал. Беата выплеснула на своего собеседника все свои страхи, все свои терзания, все сомнения, и по его потухшим глазам она видела, что смогла выразить словами то, что мучило и его уже долгие годы. С первыми лучами солнца пришло облегчение… и радость. Они покинули тихое кладбище держась за руки и, добравшись до ее квартиры, любили друг друга так неистово, как будто впервые в жизни.