Книга Валерий Харламов - Максим Макарычев

В Советском Союзе эта историческая победа была воспринята как полет Юрия Гагарина в космос. Народное единение, восторг и радость, неимоверная радость обуяли всех собравшихся у телевизоров. И накрывались столы на Сахалине и Кавказе, и некоторые советские болельщики, еще до трансляции знавшие о нашем громком успехе, готовились праздновать эту, безусловно, выдающуюся победу…

Впрочем, впереди были еще семь трудных матчей.

На следующее утро в гостиничный номер Валерия Харламова постучали. В дверях стоял агент одного из клубов НХЛ с переводчиком. Попросив разрешения пройти в номер, он, заметно волнуясь, с ходу приступил к делу. «Предлагаю вам контракт на один миллион долларов», — заявил скаут (это примерно семь миллионов долларов по нынешнему курсу). При том что самый высокооплачиваемый в ту пору игрок в Канаде Горди Хоу в год получал 800 тысяч долларов!

Как выяснилось позже, контракт предлагал владелец клуба «Торонто Мейпл Лифс» Гарольд Баллард. Естественно, ни о каком договоре, подписанном между клубом НХЛ и советским игроком, речи идти не могло. Харламову надо было как-то выходить из этой непростой ситуации, не обидев гостя. Все-таки он был воспитанным и учтивым человеком. И тогда Валерий Борисович, понимая, что сделке не суждено состояться, но все-таки «ноблесс оближ» («честь обязывает»), сказал, что никуда не поедет без своих партнеров по звену Владимира Петрова и Бориса Михайлова. Канадцы покачали головами. Ушли, серьезно обещав подумать. Правда, больше не приходили.

По словам Мальцева, он тогда прямо ответил канадцам, предлагавшим ему также внушительный контракт: «Если я останусь, то меня наш народ не поймет». «Валера потом эти слова почти в точности повторил, — признался Александр Николаевич. — Если бы мы хотя бы раз дали знак в сторону канадцев, дали тем малейший повод, не поздоровилось бы нам по возвращении на родину. Хотя какие суммы там назывались! Заоблачные по тем и нынешним временам».

Как вспоминал сам Харламов, когда «ему предлагали миллион — в душе было чувство глубокого удовлетворения». Дескать, канадцы грозились задавить на площадке, а теперь «приглашают к себе в команду с поклонами». Харламов говорил, что в тот момент ему было смешно: «Я — и вдруг миллионер!»

«И Саша (Мальцев), и Валера Харламов, и Валера Васильев, может быть, и жалели внутри себя, что не могут играть в НХЛ. Но не из-за того, что не могут зарабатывать огромные деньги (они были по-другому воспитаны), а из-за того, что не могут проверить свой потенциал в сравнении с теми, кого западная пресса называла лучшими. По сути, они были лишены той самой нормальной конкуренции (отдельные игры не в счет), которая способствует росту таланта», — говорил автору этих строк брат Александра Мальцева Сергей.

Уже после первой игры стало ясно, что канадцы хотят не только победить мастерством, но и задавить силой. Проигрывая, они начали грубить, использовали тычки, хамили. Амуниция в те годы защищала канадских игроков лучше, чем наших. Зная о «слабых местах» в форме советских хоккеистов, канадцы тыкали клюшкой в район икр. Наши «отвечали» им по ребрам. Ругали друг друга на разных языках: канадцы матерились по-английски, русские — используя «изысканные глаголы и прилагательные» великого и могучего. Забегая вперед скажем, что у Евгения Мишакова в третьем матче серии произошла потасовка с игроком канадцев Жильбером. Тот остановил советского игрока у борта, ткнул его клюшкой в бок и скинул перчатки, чтобы подраться. Хоккеистов развели в разные стороны, и уже со скамейки Мишаков жестом показал: дескать, давай, отсидим и продолжим. Но канадец не принял вызов, хотя на льду, в компании своих же игроков, вел себя как тот самый настоящий провокатор, пацан-задира со двора, за которого непременно заступятся старшие товарищи.

Уже спустя много лет, на одном из совместных мероприятий с профессионалами Мишаков спросил с улыбкой у своего тогдашнего визави: «Ты чего тогда мне не ответил?» Жильбер улыбнулся советскому игроку: «Да ты бы тогда меня убил!» Боялись, выходит. Хоть и задирались.

«Игры канадской части серии, которые довелось комментировать с Николаем Озеровым, проходили на таком накале страстей и при таком, хорошо заметном из комментаторской трибуны давлении со стороны зрителей, что мы с Николаем Николаевичем переживали за наших игроков: выдюжат ли, не дрогнут? Одну из игр пришлось наблюдать, стоя за бортиком, рядом со скамейкой запасных советской команды. Именно там лучше всего было видно, как бьют, цепляют, причем едва ли не каждую секунду Харламова канадские игроки, почувствовав, от кого исходит главная угроза. Было очень хорошо заметно, как ему тяжело. Могу уверить, Харламов играл, стиснув зубы, умудряясь при таком силовом давлении раз за разом оставлять не у дел канадских защитников. За это они потом отомстили ему в Москве», — вспоминал в беседе комментатор Владимир Писаревский. И тут же добавил: «Но вот что интересно. Возвращаясь на площадку запасных и присаживаясь на нее рядом с партнерами, он становился тем самым Харламовым, которого мы все успели полюбить. Веселым, обаятельным, по-доброму подначивавшим грустных партнеров. Валера отпускал какие-то шутки, которые сейчас, через сорок с лишним лет, и не припомнишь. Словом, разряжал атмосферу на скамейке, словно и не было той адской боли. Игроки в ответ улыбались и выходили на площадку уже не такими зажатыми».

«Перед игрой в Монреале спортивные руководители говорили нам: “Ваша задача — не проиграть крупно канадцам. Ваша задача — проиграть достойно”. Когда мы выиграли и на следующий день переехали в Торонто, раздалась другая установка. Рагульский от Спорткомитета тогда сказал: “Товарищи хоккеисты, вы не имеете права канадцам проиграть!” Мы говорим, ничего себе, вчера говорили одно, а сейчас ситуация поменялась на 360 градусов», — вспоминал Борис Михайлов.

«После матча в Монреале мы последними из пассажиров вошли в самолет, летевший в Торонто. Вдруг все пассажиры встали, узнали нас и долго нам аплодировали, как в театре. Такое забыть невозможно!» — признавался Владимир Лутченко.

На вторую игру в Торонто, которая состоялась 4 сентября 1972 года, канадцы вышли раздосадованные и злые. Состав у них поменялся почти наполовину: появилось девять новых игроков. В воротах Кена Драйдена заменил Тони Эспозито. Профессионалы понимали, что шутки закончились. Теперь им было нечего терять. К тому же, как писали канадские хоккейные аналитики, поражение могло поставить крест для игроков при получении выгодных контрактов от клубов НХЛ.

«Поражение для них было равносильно спортивной смерти. Смерти их имиджа, смерти НХЛ, смерти своего имени. Поэтому игра в Торонто была такая жесткая и грязная», — вспоминал в документальном фильме «Битва титанов» Александр Якушев. «Мы разбудили, разбередили этого зверя, обыграв их. Им, естественно, нужно было доказывать, что они — сильнее», — вторил своему товарищу по команде Владимир Петров.

Перед игрой случилось примечательное событие. Дик Беддос, тот самый, который заявил, что съест собственную статью, если русские выиграют хотя бы один матч, выполнил обещание. В присутствии публики съел родную газету. Правда, без «сметанки», о которой просил главного редактора.

Итак, Беддос пришел в гостиницу, где жили советские хоккеисты, пригласил их спуститься вниз. Сел прямо на лестницу, под софитами и камерами. Сначала предложил Третьяку, чтобы тот «покрошил» газету, но после того, как советский вратарь отказался, сам организовал трапезу и все-таки «откушал» свою родную газету.