Книга Вирус бессмертия - Дмитрий Янковский

– Да, – парень суетливо отложил ложку и не менее суетливо ответил на рукопожатие.

Было видно, что вся вычислительная мощь его мозга была направлена на решение единственной задачи – можно ли при высоком начальстве вытереть рукавом щи с губы или нет.

– Утрись! – усмехнулся старик, протягивая сыну полотенце, расшитое петухами.

Тот промокнул губы и счастливо улыбнулся.

«Как мало надо человеку для счастья, – с неприязнью подумал Максим Георгиевич. – Особенно в таких дремучих местах».

– Я бы хотел, не откладывая, осмотреть место, о котором шла речь, – вслух сказал он.

– Да! – Комсомольский вожак подскочил с табурета. – Это неподалеку, сразу за ручьем. С полчаса ходу будет.

– Я на машине, – ответил Дроздов. – Идем, Михаил, покатаемся.

Он вышел во двор, ожидая, когда молодой Тарасенко наденет сапоги. Кобель уже осмелел и высунул голову из конуры целиком. Дождавшись Михаила, Максим Георгиевич усадил комсомольца на переднее сиденье «Студебекера», а сам сел позади.

– Будешь Игнатьеву дорогу указывать, – велел он, откидываясь на спинку.

– Туда! – комсомолец махнул рукой вдоль улицы. – Проедешь мимо коровника, а за ним направо.

Игнатьев скривился и тронул машину с места. «Студебекер» медленно покатился по улочке, скрипя рессорами, а Дроздов закрыл глаза, чтобы не видеть плетней, заборов, тощих собак и роющихся в грязи кур. Машину трясло на ухабах.

Минут через десять шофер окликнул начальника:

– Максим Георгиевич! Я не знаю, провалится под нами этот мост или нет.

Пришлось открыть глаза. Мостик через ручей выглядел жалко.

– А чего он провалится? – удивился Михаил. – Телеги тут уж такие груженые проходили!

– Далеко до места? – спросил Дроздов.

– Да не очень.

– Тогда пойдем пешочком.

Максим Георгиевич выбрался из машины первым и со вздохом оглядел свои туфли. На безупречно черной коже отвратительной коричневой коркой выделялась грязевая окантовка.

«Словно по дерьму целый день ходил», – безрадостно подумал он.

Тарасенко, вылезая из «Студебекера», крепко шарахнулся головой о дверную кромку.

– Тесноватенький автомобиль, – потер он макушку. – Хоть и буржуйский.

– А что, буржуйские должны быть просторнее наших? – покосился на комсомольца Дроздов.

– Конечно, – не моргнув глазом, ответил Михаил. – Буржуев вон какими толстопузыми рисуют.

Он повел энкавэдэшника не по дороге, а по заросшей подлеском тропе.

– Так короче, – пояснил комсомольский вожак. – Раз уж все равно на автомобиле не едем, так чего зазря сапогами грязь месить?

«Если он вызвал меня из-за какой-нибудь чепухи, не стоящей внимания отдела, я его самого заберу, – твердо решил Дроздов. – Доски на заборе точно ворованные. Да и без досок найдется за что комсомольского секретаря к стенке поставить».

Шли минут двадцать, не меньше. Солнце начало клониться к закату, окрасив осенний лес цветами золота и крови. Странное предчувствие овладело Дроздовым, словно весь мир вот-вот останется позади, а впереди его ждет граница чего-то неведомого, а может, и страшного. Сердце заколотилось сильнее, а рука сама по себе потянулась к карману с «наганом».

Здоровяк Михаил ломился через кустарник, не оборачиваясь, лишь иногда шлепал себя по щеке, отбиваясь от назойливых комаров. Неожиданно для себя Максим Георгиевич вспомнил байки про упырей, какие няня рассказывала ему долгими зимними вечерами. Так и представилось, что вот сейчас зайдет солнце, и Михаил из комсомольского вожака превратится в вурдалака с клыками. То же самое будет с его отцом и с бабой, которая развешивала белье, и со всеми другими жителями этой богом забытой деревни. Все они здесь упыри.

«Что за бред! – одернул себя энкавэдэшник. – Отдыхать надо больше, тогда не будет всякая чушь лезть в голову!»

– Ты бы хоть рассказал, что за знаки нашел, – окликнул он Михаила.

– Сейчас сами увидите, – буркнул провожатый. – Меньше полсотни шагов до поляны осталось.

И действительно, вскоре открылась большая поляна, почти свободная от деревьев – лишь две кривоватые березки корчились на поднявшемся ветерке. Максим Георгиевич огляделся и поднял воротник.

– Знаки вон там, – Михаил ткнул пальцем в пространство между березами.

Поляна заросла высокой травой, иногда под ногами хлюпало, и Дроздов промочил не только туфли, но и края брючин. Знаки, ради которых ему пришлось проделать столь неприятное путешествие, оказались выложенными из небольших камней линиями, вписанными в большой незаконченный круг. В общем-то, были это даже не знаки, а один большой символ, вроде пентаграммы, но гораздо более сложный. Камни величиной с кулак или два кто-то старательно собирал по всей поляне и выбрал почти все. По крайней мере под ногами их почти не попадалось.

Несмотря на то, что задания в отделе выпадали разные, такого Максиму Георгиевичу видеть еще не приходилось. Черные свечи, заживо разорванные козлы, девственницы со вспоротыми животами, груды пакетиков с кокаином, бутыли с кошачьей кровью – все это оставалось после того, как заканчивалось очередное расследование и очередная подпольная организация сатанистов или декадентов отправлялась частично в лагеря, а частично к стенке. Видел Дроздов и руны, начерченные копотью, а иногда и кровью на стенах. Видел чудовищные гравюры, от одного вида которых стыла кровь в жилах. Но вот чтобы кто-то в глухом лесу выкладывал из камней такую фигурину… Пожалуй, не зря он тащился в эту дыру из Москвы.

– Ничего здесь не трогали? – поинтересовался он.

– Не. Мы как с Семеном это место нашли, так и не трогали. Я на следующий день с оказией в город поехал, чтобы доложить, как положено.

– Другие-то деревушки далеко?

– Далеко. Но главное, что дороги досюдова нет. Это если кто нарочно к этому месту прикипел, тогда да. А так далеко. Мы с Семеном если бы не Черныша искали…

– Значит, это кто-то из ваших, деревенских, шалит?

– Да некому. Чего, на всю деревню шесть девок, четверо парней, с десяток баб и мужиков чуть больше того. Остальные все старики, они досюдова и не дойдут. Парням-то какие знаки? Им бы самогон глушить да девок за титьки дергать. Я их, знаете, прямо силком к светлому будущему тяну. В комсомоле-то только мы с Семеном, Алешка, Тихон да три девки. Остальные отсталые, тюрьма по ним плачет. Вот взять Игната, к примеру. Он с неделю назад пытался…

– Помолчи-ка, – скривился Дроздов. – Давай лучше я буду спрашивать, а ты отвечай покороче.

– Да я что? Как скажете.

– Значит, ты думаешь, что это дело рук чужака?

– Так точно и есть! – закивал Михаил. – Нашим-то некому.

– И где, по-твоему, этот чужак мог схорониться?