Книга Черный передел - Алла Бегунова

Однако по настоянию Анастасии все кирасиры коротко остригли волосы, лишившись предусмотренных Уставом армейских украшений: буклей над ушами и косечк на спине. Кроме того, они перестали бриться и вскоре на щеках и подбородках появилась густая щетина, весьма напоминавшая бороды здешних жителей. Жаркое южное солнце быстро покрыло загаром их лица. С помощью Фатиха-Федора солдаты даже выучили кое-какие бытовые, обиходные фразы по-тюркско-татарски.

Благодаря таким нехитрым уловкам, они сейчас находились рядом с Казы-Гиреем. Но воплотить в жизнь пункт «В» инструкции № 2, касающийся нейтрализации резидента турецкой разведки, было невозможно. Оба они – и Аржанова, в напряжении сжимая кулаки, и князь Мещерский, механически положивший ладонь на рукоять сабли, – отлично понимали это.

Ничего не изменилось в заунывной мелодии двух флейт. Слишком протяжные звуки чередовались в ней с короткими, при которых барабанщик ударял палкой в небольшой барабан. Но из шести дервишей продолжали танец только трое, в том числе и Энвер. Монахи больше не двигались по кругу. Они вращались каждый вокруг собственной оси там, где застал их последний выкрик шейха Ходжи-Ахмада:

– Аллах акбар!

Случайно или нет, но Энвер в этот момент очутился перед Анастасией. Она решила, что он находится в полуобморочном состоянии. На лбу молодого турка выступила испарина, глаза ввалились, резко обозначились скулы, кожа преобрела мертвенно-бледной оттенок и дыхание с трудом вырывалось из приоткрытого рта. Наверное, как и шейх Хусайн ибн Мансул ал-Халлайджа, он уже был готов произнести сокровенное: «Я есть Истина», – а потом спокойно принять адские муки и смерть от тех людей, кому Божественное откровение недоступно.

– От шо воны робят? Шо робят… – раздался хриплый голос сержанта Чернозуба, сидевшего за Аржановой. – Аж голова у мени кругом… Зовсим ничого не розумию…

– Не смотри туда! – приказала она.

– Пробачьте, вже ни як то не можно, ваш-выско-бродь.

– Что за глупости, сержант!

– Це не глупости, а тако лыхо, шо черти прямо пред очамы скачуть и скачуть… Водного з ных я, кажись, знаю… – кирасир указал в сторону Казы-Гирея. – Почекайте трошки, ваш-выско-бродь! Вон допрыгается. Зараз я его до смерти зарублю…

Надо отдать должное князю Мещерскому. Все-таки сумел остановить секунд-ротмистр своего подчиненного великана. Он просто бросился ему под ноги. Могучий украинец со всего размаха шлепнулся задом обратно на кожаную подушку. Кроме того, капрал Ермилов незаметно наступил Чернозубу на руку и надолго задержал сапог в этом положении.

В общем, инцидент они замяли.

Главе братства Аржанова объяснила, что простому мусульманину, впервые попавшему на «зикр», стало худо от созерцания Божьей благодати. Почтенный старец, очень довольный, кивнул: подобное у них на собраниях случается, и это есть свидетельство чистоты сердца и помыслов верующего, обратившего взгляд к Богу.

А Казы-Гирей ушел.

Как и другие участники «хадарата», в конце действа он приблизился к шейху Ходжи-Ахмаду, поклонился, поцеловал ему руки и затем быстро направился к воротам. Два охранника в одинаковых темно-синих кафтанах неотступно следовали за ним. Уже под аркой ворот, затененной кипарисами, двоюродный брат хана вдруг обернулся. Аржанова могла поклясться, что Казы-Гирей смотрел на нее.

Глава десятая

Плохие новости

Копытца двух серых осликов, запряженных в тележку с кувшинами и макитрами, бойко выстукивали дробь по грунтовой дороге. Она тянулась между бесконечными дувалами – толстыми, глухими заборами из камня или глины, с черепицей наверху. Молочник Сервер, догоняя своих животных, довольно быстро двигался к самой дальней на этой улице усадьбе. Сегодня он начинал объезд клиентов именно с нее, исподняя просьбу давнего и постоянного покупателя – греческого купца Попандопулоса, щедро платившего даже за незначительные услуги.

Кроме молока, сливок и сметаны Сервер вез обитателям усадьбы конверт, запечатанный восковой печатью. На всякий случай – мало ли что придет в голову неверным – молочник тщательно осмотрел и ощупал его, но ничего подозрительного не обнаружил. Внутри, судя по всему, находился листок плотной бумаги, снаружи – надпись, сделанная черными чернилами: «FLORA». Крымский татарин Сервер и свою-то тюркско-татарскую грамоту не знал, а уж латинские буквы и подавно видел впервые. Он понял лишь одно: это – какой-то условный знак.

За ворота усадьбы его обычно не пусткали. На стук сразу выходил суровый привратник по имени Фатих. Он расспрашивал Сервера о привезенных продуктах, пробовал их, выбирал нужные и брал прямо в кувшинах и макитрах, сполна платя по счету. Молочник, человек очень общительный, всегда пытался завязать с Фатихом разговор. Привратник отвечал уклончиво и спешил попрощаться.

Сейчас же Сервер сперва вручил ему конверт от Попандопулоса, а затем отрекомендовал свои изделия, советуя обратить внимание на сметану невероятной густоты и жирности. Но Фатих посмотрел не на сметану, а на конверт, потом, не говоря ни слова, исчез за калиткой. Молочник надеялся, что обычная закупка все-таки будет произведена. Потому он отвел осликов вместе с тележкой в тень под буковое дерево с раздвоенным стволом, привязал там вожжи и стал ждать.

За высоким забором усадьбы вдруг началась суета. Раздалась голоса, говорившие на языке, Серверу незнакомом, хлопанье дверей, ржание лошадей, позвякивание конной амуниции, перестук копыт. Наконец ворота отворились, и четыре всадника в восточных кафтанах и разноцветных чалмах, навернутых по-янычарски на поярковые колпаки, выехали на улицу.

Хорошо еще, что Сервер убрал тележку с дороги заранее. Породистые верховые лошади горячились, и особенно – самый лучший среди них, серый арабский жеребец превосходного экстерьера и явно немалой цены. Встав на дыбы, он попятился к дереву с раздвоенным стволом. Молочник испугался за свой товар и схватил кнут. Но дело обошлось без его участия. Совсем молодой, безусый наездник, сидевший на «арабе», справился с управлением и остановил коня. Он даже успел бросить Серверу монету в пять акче и крикнуть звонким мальчишеским голосом:

– Алла разы олсун![26]

Подняв облако белой бахчисарайской пыли, всадники ускакали.

Фатих быстро закрыл ворота и вышел на улицу, чтобы купить молока и сметаны. Какой же крымский татарин не разбирается в лошадях, и разговор у них теперь получился более содержательным. Сервер на все лады расхваливал серого арабского жеребца. Фатих поддакивал, но на вопросы о его молодом хозяине, умелом коннике, отвечать не стал, сказав лишь, что тот – из богатой семьи и сюда приехал недавно, в гости к родственникам.

Подобный вызов предусматривался у них с Попандопулосом только в экстренных случаях.

Ведя Алмаза галопом по тихой окраинной улице, Аржанова ломала голову над тем, какова его причина. Добравшись до Базарной площади в центре ханской столицы, она с удивлением обнаружила, что это место, прежде очень людное и шумное, замерло точно по мановению волшебной палочки какой-нибудь злой феи.