Книга Граф-затворник - Элизабет Бикон

– И что дальше? – вновь прошептала Персефона.

– Поскольку мы заплатили пенни, можно отведать и булочку, – пробормотал Алекс на ухо жене.

По спине Персефоны прокатилась сладостная волна дрожи: они ведь уже женаты и теперь могут законно погрузиться в пучину страсти. Сколько же недель она мечтала заполучить его в свою постель и познать его таинство магии!

Молодая жена выжидающе смотрела на Алекса, изумляясь его выдержке. Как у него хватает сил не затащить ее прямо сейчас в укромный угол, чтобы заняться с ней любовью? Но ее любимый обладал потрясающей силой воли. Неужели можно было сомневаться, что он захочет превратить эту ночь в чудо, которое запомнится им обоим на всю жизнь? Совершенно нет, решила она, и ее счастливая улыбка буквально заворожила его доверчивостью и сиянием. Он даже моргнул, словно она ослепила его пуще поднимающегося за окнами солнца. Персефоне хотелось закружиться с ним в танце в этой сверкающей теплоте, но она не могла отвлекаться от восхитительного обещания столь долгожданной любви.

– Я не могу допустить, чтобы тебя поймали на обратном пути в твою комнату, и для меня будет чистым удовольствием прийти к тебе, моя любовь, – хриплым шепотом произнес он, словно едва-едва сдерживался.

Персефона подумала и захотела рискнуть, лишь бы этим прекрасным ранним утром оказаться в постели со своим мужем. Она соблазнительно улыбнулась в знак согласия и потащила его прочь из комнаты. Крадучись провела по спящему дому, сжимая руку так крепко, что их не могло бы разлучить даже землетрясение. Теперь была ее очередь шикать и показывать на скрипящие половицы. И вот наконец они, никого не потревожив, оказались у двери ее спальни. Как же он сможет отсюда выбраться, чтобы никто не узнал о том, что он здесь побывал? Но об этом она подумает позже. Сейчас единственное, что имело значение, – это замужняя жизнь графини Калверкоум в объятиях ее мужа.

– Побыстрее, – пробормотала она, подталкивая его внутрь.

Алекс выдохнул с облегчением и закрыл дверь, тем самым отрезав их от внешнего мира.

– А вдруг твои сестры уже проснулись?

– Даже если так, они нас не услышат. Их комнаты в детском крыле в противоположной стороне дома. Так что давай поторопимся. Нам надо поскорее оказаться в постели и заняться тем, чем положено заниматься молодоженам, когда они наконец остаются наедине.

– А твоя матушка?

– Она спит в другом крыле, подальше от спальни, которую они с папой занимали до его смерти. Что-нибудь еще? Хочешь, чтобы я перечислила, где спят и бодрствуют все остальные, дабы мы могли быть уверены, что они к нам точно не ворвутся? Я предлагаю просто запереть дверь и опустить занавеси балдахина, чтобы разглядеть нас было бы не под силу даже Корисанде, сиди она у нашей замочной скважины. Или вы уже охладели к постельным делам, лорд Калверкоум?

– Разве похоже, что я охладел? – поинтересовался тот, когда, подчиняясь ее указанию, дрожащими руками принялся стаскивать с нее застегнутое кое-как платье. Однако ему удалось с собой справиться и успешно закончить дело.

– Алекса-андр, – длинно выдохнула она, когда он торопливо сбросил с ее плеч мягкий муслин, сила тяжести потянула вниз ткань, но не так быстро из-за женственных округлостей девичьего тела.

– Персе-е-фо-она… – В его голосе прозвучало бесконечное удовлетворение, когда она предстала перед ним в одной короткой сорочке и без корсета.

Последнюю вещь женского белья девушка не хотела шнуровать, просто не хватило терпения, когда она одевалась посреди ночи.

– Почему я не могу так легко до тебя добраться? Почему у тебя столько дурацких пуговиц? – раздраженно вопросила она.

Молодой муж без малейшего раскаяния ухмыльнулся и начал перед ней раздеваться, словно они давно стали любовниками в нарушение торжественного обещания ее кузену, а не мужем и женой, которые только что дали друг другу самые высочайшие обеты.

– И что делаем дальше? – спросил он и игриво усмехнулся. Он распрямился в белой льняной рубашке и кремовых бриджах, красиво облегавших длинные ноги. Ее муж был великолепен – отличная фигура, прямая осанка, гордая голова и властный взгляд.

– Это ты меня спрашиваешь? Боже мой, Александр, мы пропали! – заметила она, ее глаза искрились радостью и явным желанием заставить его первым скинуть всю одежду.

– Лично я пропал в ту самую ночь, когда увидел тебя у той странной греческой часовни. Твои предки построили ее бог знает где, видимо специально, чтобы мужчины могли увидеть подобных тебе богинь, – ответил он и так быстро избавился от белоснежного шейного платка и безупречно белой рубашки, что его камердинер наверняка пришел бы в недоумение.

– Ты полагаешь, я никогда не видела обнаженных мужчин, Алекс? При парочке братьев и кузене, которые всегда купались в озере в чем мать родила? – с нежностью улыбнулась Персефона и подумала: «Он так беспокоится из-за моей предполагаемой девичьей пугливости!»

– Такого ты точно еще не видела, это я могу тебе гарантировать, – ответил он низким от вожделения голосом, но по-прежнему испытывал странную неуверенность. Он с трудом представлял, какой эффект произведет на любовь всей жизни его донельзя возбужденное тело.

– О-о, я восхищена, возможно, ты и прав, – выговорила она, когда он наконец полностью обнажился, и задержала взгляд на затвердевшем в нетерпении члене.

– Искренне на это надеюсь, – ворчливо поддразнил ее Алекс и спустил с ее плеч бретельки сорочки, чтобы она тоже соскользнула, как платье. Голодным взглядом охватил предательски набухшие соски и шелковистую кожу, словно не мог дождаться попробовать на вкус и на ощупь, вдохнуть аромат ее тела. – Я так хочу тебя, Персефона, – подрагивающим голосом произнес он.

Эти слова показались ей обольстительней, чем если бы он читал ей сонеты или же медленно и умело возбуждал ее тело, как в ту ночь в королевских апартаментах.

– Тогда возьми меня, муж мой. Возьми в полет туда, где мы были в ту нашу ночь, и еще выше.

Она почувствовала, как он всем телом содрогнулся в ответ на ее сладостное приглашение, и осознала, что он еще с той самой памятной ночи сгорает в огне страсти. Благоговея перед физическим проявлением столь сильного устремления, она одновременно понимала – это лишь признак его глубокой, чувственной страсти к ней, Персефоне Фортин, его законной жене и с этого момента единственной любовницы. Но очень властный и манящий признак, словно в тумане подумала она, когда он поймал ее на слове. Он стиснул ее в объятиях и, зацеловывая до бесчувствия, принялся ласкать своими опытными руками, вновь превращая ее в дикарку, одновременно завораживая и соблазняя.

– Александр! Я хочу тебя! – хрипловато прошептала она, как только он позволил ее рту немного передохнуть, внутри ее снова разгорался огонь страсти. Как в ту ночь.

– Твое желание вот-вот исполнится, – полупохвалился-полупростонал он от сжигающего его сладострастного голода. – Ты уверена, что действительно хочешь этого? – спросил он и остановился. Его напряженная мужественность нетерпеливо нацелилась на средоточие ее женственности.