Книга Второе убийство Сталина - Елена Прудникова

Но Политбюро, в эйфории от «прорыва в Европу», было глухо к предупреждениям. 2 августа было принято решение объединить Западный и часть Юго-Западного фронтов в единый фронт, наступающий на Варшаву. Сталина, чтобы не мешал, от реализации этого плана отстранили, отправив заниматься Врангелем. Ленин послал ему довольно неуклюжую телеграмму: «Только что провели в Политбюро разделение фронтов, чтобы Вы исключительно занимались Врангелем. В связи с восстаниями, особенно на Кубани, а затем и в Сибири, опасность Врангеля становится громадной и внутри Цека растет стремление тотчас заключить мир с буржуазной Польшей… С главкомом я условился, что он даст Вам больше патронов, подкреплений и аэропланов»[64].

Кого он хотел обмануть! Сталин прекрасно понял, что его отодвигают в сторону, чтобы не мешал, и ответил беспрецедентно резкой телеграммой: «…Вашу записку о разделении фронтов получил, не следовало бы Политбюро заниматься пустяками. Я могу работать на фронте еще максимум две недели, нужен отдых, поищите заместителя. Обещаниям главкома не верю ни на минуту, он своими обещаниями только подводит. Что касается настроения ЦК в пользу мира с Польшей, нельзя не заметить, что наша дипломатия иногда очень удачно срывает результаты наших военных успехов». Разумеется, у него были и свои источники информации в Москве, потому что, когда 4 августа Ленин попросил прислать его заключение о военных перспективах на обоих фронтах, от которого «будут зависеть важнейшие политические решения», Сталин ответил: «…Я не знаю, для чего собственно Вам нужно мое мнение, поэтому я не в состоянии передать Вам требуемого заключения и ограничусь сообщением голых фактов…»[65]. Правда, факты сообщил, по своему обыкновению, точно и корректно.

А самое обидное и нелепое, что после того, как, в точном соответствии с предупреждениями Сталина, поход на Варшаву окончился сокрушительным разгромом, его же постоянно обвиняли в неудаче этой операции. Тут надо несколько отвлечься от самого Сталина и обратиться к личности командующего соседним, Западным фронтом, Тухачевского. У этого человека была своя политика в ведении боевых действий, проявлявшаяся несколько раз на протяжении его военной карьеры. Он был по стилю действий изрядный авантюрист, а по положению в армии — протеже и любимец Троцкого. Поэтому, когда какая-либо из его недостаточно продуманных и подготовленных операций оказывалась под угрозой срыва, он тут же обращался ко всем соседям и к Москве, требуя себе подкреплений — и неизменно получал их, попробуй не дай!

Как же все получилось летом 1920 года?

В ходе Июльской операции стремительным ударом Красная Армия выбила поляков из Минска и Вильнюса и погнала их на запад. Казалось, польская армия разбита и полностью деморализована. По плану Варшаву следовало взять совместными усилиями Западного и Юго-Западного фронтов. Но Тухачевский просит у Реввоенсовета республики и главкома внести коррективы в план наступления, уверяя, что можно взять Варшаву силами одного Западного фронта. Что подвигло его на эту авантюру? Легкомыслие ли, или он не хотел ни с кем делиться славой «зачинателя мировой революции?» Главком С. С. Каменев согласился с его планом. Юго-Западный фронт начал наступление на Львов, удаляясь от варшавского направления.

И вот тут-то все недостатки «гениального стратега» проявили себя в полной мере. Слишком многого он не учел. Противник оказался не там, где его ожидали, местное население и не думало поддерживать «братьев по классу». Тылы отстали, у войск не хватало продовольствия и боеприпасов, люди и лошади были измотаны многодневным стремительным продвижением. Достаточно оказалось полякам нанести один удар там, где их не ждали, как наши части стремительно покатились на восток. В довершение всего командующий со своим штабом находился глубоко в тылу, и, когда телеграфная связь была прервана, он полностью потерял управление войсками.

Не привыкший признавать своих ошибок, комфронта тут же свалил неудачу на Главное командование РККА и… соседний, Юго-Западный фронт, который плохо ему помогал. Действительно, Юго-Западный фронт помогал плохо. Приказ о немедленном оказании помощи Тухачевскому — передаче ему Первой Конной — пришел в самом разгаре Львовской операции. Командующий фронтом Егоров, повинуясь, составил проект приказа, но Сталин отказался его утвердить, как несвоевременный, соглашаясь отдать армию лишь после взятия Львова. Тем более что приказ о передаче армии был отдан лишь 11 августа, а пришел 13 августа, когда войска Тухачевского уже наступали на Варшаву. Ну и чем бы Буденный ему помог? Только лошадей бы загнал на марше.

Но, естественно, виновным в поражении оказался не Тухачевский с его авантюрным планом и неумелым командованием, а Егоров, Сталин и Буденный. Точнее, виновны они были лишь по мнению глубоко штатских историков, которые усиленно искали «компромат» на Сталина. У военных специалистов на этот счет сомнений не было. Десять лет спустя, уже в 1930 году, во время обсуждения книги В. А. Триандафиллова «Характер операций современных армий» в пылу дискуссии один из присутствующих крикнул Тухачевскому: «Вас за 1920 год вешать надо!» А в 1932 году дискуссия, проведенная в Военной академии им. Фрунзе, положила конец спорам. План был признан порочным, часть вины возложена на Тухачевского, который, впрочем, ничем не поплатился — ни в 1920 году, ни потом…

Разгром под Варшавой дорого обошелся Советской России — в результате она потеряла Западную Украину и Западную Белоруссию, которые пришлось потом, в 1939 году, забирать обратно, по поводу чего и теперь еще кричат о «советской оккупации». Кроме того, пришлось выплатить репарации в размере 30 миллионов золотых рублей и дать обязательства возвратить военные трофеи и ценности, вывезенные из Польши аж с 1772 года. Это не считая того, что 40 тысяч пленных красноармейцев погибли в польских лагерях. Это к сведению тех, кто уж очень горько плачет о Катыни.

А Сталин 14 августа был вызван в Москву для выяснения отношений. Он попросил освободить его от должности члена РВС Юго-Западного фронта и получил, наконец, долгожданный отпуск — это был его первый отдых начиная с марта 1917 года.

И, напоследок, насчет орденов. В прошлой главе мы приводили воспоминания Иосифа Прута о встрече со Сталиным, когда он привез наркому письмо от Кирова. Сцена продолжается так:

«Сталин прочел письмо.

— На словах ничего не передавал?

— Товарищ Киров просил передать, что в боях за Кавказ принимало участие много достойных людей, а орденов Красного Знамени прислали только триста штук. Просит прислать хотя бы еще столько же.

— Постараюсь. Больше ничего?

— Нет.

— Можете идти.

Когда Прут уже взялся за ручку двери, Сталин его окликнул:

— Сколько вам лет?

— Двадцать, товарищ нарком.

— Хотите, дам совет, который может пригодиться вам в жизни? Постарайтесь сделать что-нибудь для революции, и если какой-нибудь канцелярист не включит вас в наградной список, то не надо на это обижаться»[66].