Книга Сожаления Рози Медоуз - Кэтрин Эллиотт

– Правда? Почему же?

– Можете не притворяться. Вам и самой известно, что наш ветеринар на вас запал, вечно у него то копыта слоятся, то еще что, выдумывает жалкие предлоги, лишь бы сюда наведаться. Черт, я каждый раз чуть в него не врезаюсь, когда выруливаю на дорогу!

Я покраснела, тем самым признав, что в слухах есть доля правды. От моего внимания не ускользнуло, что в последнее время Алекс Мунро проявляет к лошадям непомерный интерес. Вообще-то не проходило и дня, чтобы он не явился сюда под каким-нибудь предлогом: то проверить щетки у кобылы, то холку у мерина. Да, за лошадьми никогда так хорошо не ухаживали, как в последние несколько недель. Лично у меня по этому поводу были смешанные чувства. С одной стороны, ни к чему отрицать очевидное: как очень быстро подметила моя семейка, мужчина он симпатичный. Кроме того, познакомившись с ним поближе, я поняла, что он еще и остроумен, спокоен, отличается интеллектом выше среднего и в целом – приятный парень, с которым, несомненно, очень весело вместе. И самое главное, если верить слухам, я ему явно нравилась. И тем не менее это ровным счетом ничего не значило.

– Вообще-то, Марта, – сказала я, откашлявшись, – в последнее время лошади неважно себя чувствуют из-за снегопада. Видишь ли, холод проникает в суставы, и оттого они немеют. Так что если Алекс и пьет со мной чай за кухонным столом, так это оттого, что он окоченел до смерти. Вот так.

– Чушь собачья! – горячо воскликнула она. Подождала, поняла, что реагировать я не буду, и фыркнула. – Ну знаете, дело ваше. У него немало денег, а у вас же ребенок, так что на вашем месте я бы дареному коню в зубы не смотрела.

Да, ходить вокруг да около она не стала! И только я собралась ответить, как в дверь черного хода постучали. Дверь распахнулась, и появился не кто иной, как Дареный Конь.

– Привет! – бодро проговорил он.

– Привет, Алекс. – (Я вспыхнула и уставилась в винный бокал.)

Марта скрестила свои худенькие ручки и торжествующе кивнула:

– Помяни черта…

– Неужели? То-то, я чувствую, у меня уши горят! Может, притвориться, что я ушел, и подслушать под дверью, что вы там про меня говорите? О, что я вижу: бутылку вина, более того, пустую бутылку, и это может означать только одно… – Он задумчиво посмотрел на нас и просиял. – Между тобой и лохматой спайс-герл наступила оттепель. Вот видишь, Рози? Я говорил, что рано или поздно она придет в себя.

В тот момент по лестнице черного хода протопала Вера: ее утомительная многочасовая уборка подошла к концу.

– Проклятье, вот бы сейчас чайку, – простонала она, потирая спину. – О, смотрите-ка, да тут у вас вечеринка, и вы опять здесь, мистер Мунро! – Она многозначительно покосилась на Марту. – Иди-ка, милочка, дети зовут тебя наверх, а молодым нужно побыть наедине!

Марта юркнула на лестницу, широко улыбнувшись Вере и подмигнув мне. Да у них настоящий заговор!

– Может, чаю, мистер Мунро? – засуетилась она с чайником. – А потом я оставлю вас в покое.

– Нет, Вера, спасибо, но мне пора. Вообще-то, я зашел сказать… точнее спросить, что ты делаешь в субботу вечером. В пабе выступает джазовый оркестр. Будет весело.

– Я? – вспыхнула я.

– Ну не Вера же. Со стариной Виком мне не справиться.

– О, конечно. – Я покраснела еще сильнее. Кошмар, веду себя как шестнадцатилетка! – Ну, я не уверена. Это не в канун Рождества? Я обещала Марте посидеть с детьми.

– Да брось, Вера с ними посидит – правда, добрая Вера? – Он обнял Веру за массивные плечи.

– Конечно, посижу, только вот сначала напою его чаем. – Она показала головой в сторону своего дома, где ее ждал муж и его ненасытный желудок. – Черт, совсем забыла! Я же хотела купить ему грудинки у мясника, и надо успеть домой, чтобы забрать почту! – Бросив чайник, она поспешила к двери за пальто. – Наша Берил послала мне образец для вязания, – тараторила она. – Вчера отправила, так что второй почтой наверняка придет. Если не поторопиться, он ее всю обделает!

– Что обделает?

– Письма, птичка. Они после этого все мокрые, читать невозможно.

– Вик? Писает на письма?

– Нет, птичка, не Вик, хотя у него такое недержание, что, думаю, недолго осталось: только кашлянет – и уже штаны намочил. Нет, это Рэнди, кобель чертов.

Я непонимающе уставилась на нее. Рэнди? Кобель?

– Терьер наш старый, – терпеливо пояснила она. – Только услышит, как почтальон идет по дорожке и письма падают в щель, как подбежит и все описает, с таким восторгом. Каждое утро наперегонки с ним бегаю.

– А вам не приходило в голову почтовый ящик повесить? – спросил Алекс, пытаясь сдержать смех.

– Что?

– Ящик, – объяснил он, – на ворота, как в Америке.

– Боже упаси, птенчик, ни к чему мне ничего американское, слишком стара я для всех этих штучек, и мой Вик тоже. – Она вздохнула и встряхнула платок. – Он так изменился с тех пор, как ему яйца отхватили.

Я искренне надеялась, что она имеет в виду Рэнди. Вера крепко завязала сморщенный платок под подбородком и сурово посмотрела на меня:

– А ты отправляйся в субботу в этот паб, птичка: слишком уж много ты работаешь. Тебе будет полезно.

– Еще бы, – подтвердил Алекс.

– Извини, – сказала я ему, вынув Айво из высокого стульчика, – но у меня правда полно дел. В тот вечер я готовлю специальный рождественский ужин для паба и не хочу остаться без штанов. Теперь, когда все только наладилось.

– Я не заставляю тебя штаны снимать, – как будто немного рассердился этот ветеринарный бог. – Мы всего-то выпьем по маленькой.

– Дурак, – пробурчала я, густо покраснев. – Но все равно спасибо за приглашение, – искренне добавила я, наконец встретившись с ним взглядом.

Я повернулась и направилась к лестнице, оставив за собой два разочарованных взгляда.

– Она согласится, птенчик, – хрипло прошептала Вера за моей спиной, – только дай ей время.

Глава 14

Субботний вечер прошел куда веселее, чем я предполагала. Деревенский паб гудел, как улей, и снаружи казалось, что стены пульсируют. Мы с Алексом протолкнулись к переполненному прокуренному бару, и стало ясно, что собралась вся деревня. Большинство гостей нарядились в дурацкие шляпы, украшенные омелой, остролистом и мишурой, и все без исключения были настроены лишь на одно: оторваться по полной и напиться до поросячьего визга. Пропади все пропадом, думала я, решительно протискиваясь сквозь веселую толпу. Сегодня Рождество, я в первый раз за столько недель вышла в люди (поздние походы в супермаркет не в счет), и я слишком молода, чтобы держать свет под спудом. И еще меня грело более-менее уверенное чувство, что впервые за долгое время я выгляжу если не шикарно, то, по крайней мере, опрятно и платежеспособно. Недаром же близняшки хлопали в ладоши, охали и ахали, сидя на моей кровати и глядя, как я одеваюсь.