Книга Маленькая ручка - Женевьева Дорманн

Сидя на унитазе, обхватив голову руками, он чувствует себя жалким. На секунду у него мелькает мысль обратиться за помощью к Селимене Дютайи, у которой в ее мешке с интригами наверняка найдется способ помешать Ларшану стереть его в порошок. Но, поразмыслив, отбрасывает эту мысль. Он слишком хорошо знает Селимену. Чудовищное положение, в которое он себя поставил, наверняка закроет перед ним двери и лишит ласк мадам Дютайи. Она ненавидит неудачников, которых называет looser'ами и говорит о них с презрением в устах. Если она годами его лелеяла, то потому, что прочила ему блестящее будущее и предполагала, что «малыш Шевире» сможет ей когда-нибудь пригодиться. Но эта некрасивая история с совращением малолетней, грозящая ему уголовным судом или, может быть, судом присяжных — если Ларшан подсуетится! — заставит ее отступиться. На него отовсюду посыплются оплеухи, и Селимене нечего делать с отверженным, который отныне будет портить собой ее респектабельную адресную книжку.

Вдруг, в глубоком отчаянии, Сильвэн чувствует, видит, как прибывает море у пристани на Шозе. Короткие волны взбираются по гранитному склону, заливают железное кольцо. Зажатое между двумя плитами. У Сильвэна есть необычный дар на расстоянии ощущать движение моря на Шозе. Он думает: сейчас оно прибывает, или убывает, или разлилось, и не ошибается. Он иногда развлекается тем, что проверяет это из Парижа по расписанию приливов.

Знание того, что в этот момент море на Шозе прибывает, придает ему бодрости. Он снимает костюм, раздевается, бросает испачканную кровью рубашку в мешок с грязным бельем, натягивает вельветовые брюки, разношенные туфли, свитер и свою корабельную куртку. Ему просто необходимы Шозе. Он уедет на Шозе, как Каролина, когда ей было плохо, и это решение разгоняет его тоску. Он засовывает во внутренний карман бумажник, очки, достает из своего стола ключи от лодки и от дома. По дороге вырывает листок из блокнота, пишет записку Каролине, которую положит ей на кровать: «Не жди меня. Вынужден уехать в Страсбург…» Колеблется, потом приписывает: «Я люблю тебя. Сильвэн.» Берет с кровати Каролины ее шарф из серой шерсти и повязывает вокруг шеи. Он торопится. Он не хочет встретиться с кем бы то ни было из домашних.

Такси, вокзал Монпарнас. Поезд на Гранвиль ждать больше двух часов. Он покупает газеты, роман Сан Антонио[14]. Говорит себе, что должен что-нибудь съесть, так надо, но ему не хочется. Однако садится в привокзальном кафе и заказывает себе двойную водку. От спиртного приятно тепло.

Позднее он уснет в поезде, уткнувшись носом в шарф Каролины, сохранившей ее аромат.

Когда он вышел из вокзала в Гранвиле, было уже темно. Во всяком случае, сегодня вечером переправляться на Шозе уже поздно: двери в порту Эрель закрыты. Он подождет утреннего прилива.

Сильвэн пешком спускается до Жонвиля, поднимается по склону Транше, чтобы снять номер в Отеле Мишле, где он так часто спал с Каро, когда они уезжали с утренним приливом. Хозяйка посмотрела на него, опешив:

— Ну и раскрасили же вас, месье Шевире!

— Гиком заехало, — сказал Сильвэн. — Бывает.

Он снова спускается к порту. С удовольствием вдыхает воздух, насыщенный йодом. У стоянки рыболовных судов он встречает Патрика Пийе, с которым играл на Шозе, когда они были детьми. Патрик приехал за грузом омаров, которых только что вытащил из садков. Он потешается, глядя на распухшее лицо Шевире.

— Наткнулся на дверь, — говорит Сильвэн.

Он не захотел рассказывать Патрику про гик, чтобы не выставить себя неловким яхтсменом. Рыбаки недолюбливают яхтсменов вообще и с радостью насмехаются над неловкими. Сильвэн вспоминает об их приездах в Гранвиль — его и деда Огюста, когда он учился управлять своей первой лодкой. Огюст мог смолчать, когда внук совершал оплошности в открытом море, но, как только они подходили к порту, он краснел от стыда, когда Сильвэну не удавался маневр, и яростно кричал: «Фал тяни, черт побери! На нас с мола смотрят!»

Патрик явно не купился на его историю про дверь. Смеется еще пуще.

— На дверь налетел, скажет тоже! — говорит он, щелкая себя по кадыку, чтобы показать, что его не проведешь. — Кстати, пойдем пропустим по рюмашечке!

И Сильвэн идет за ним в портовый трактир, где от самой двери в нос шибает запах остывшего дыма, перно и горячего жира. Но ни один Шевире — об этом знают на всем побережье, — с тех пор как шляется по портам, не может, не уронив своего достоинства, отказаться от рюмки.

Приехав утром на Шозе, Сильвэн закрепляет руль «шлюпа» и плывет на своей шлюпке к пристани у дома. На небе низко нависли тучи, но чрезвычайно мягкий ветерок приносит с суши медовый аромат испанского дрока, посаженного когда-то Каролиной по просьбе Сильвэна. Он снова расцвел. Сильвэн вспоминает, как Огюст учил детей распознавать утесник, у которого есть шипы, и дрок, у которого их нет. О таком помнят всю свою жизнь.

Он вдруг проголодался, но не хочет идти есть отраву Коко Муанара. И, подъезжая, он понял по закрытым ставням дома своего друга Деде Блондо, что тот уже уехал в Лос-Анджелес. Деде Блондо, бывший частью острова, как водоросли и камни, живет, как ласточка. С первыми осенними заморозками он улетает в далекие края и возвращается, только когда зацветает утесник. Это он научил Сильвэна, когда тот был ребенком, где ловятся лучшие литторины на острове — в лужах, оставляемых морем, на камнях косы Эпай. Часто, когда Сильвэн здесь бывает, он ходит к нему обедать, так как Деде, искусный повар и разборчивый в еде, как кот, всегда, даже когда бывает один, стряпает чудесные блюда и охотно ими делится.

Ну что ж поделаешь. Сильвэн открывает банку макрели в белом вине, из запасов Каролины, и варит себе кофе.

Теперь пора идти. Поднялся ветер, море наморщилось, и Сильвэн в окно видит, как лодка танцует на приколе.

Он поднимается на чердак, раскрывает чемодан, достает оттуда голубой, совершенно выцветший вещмешок — тот, который морской пехотинец Огюст Шевире протаскал на своей спине всю войну 14-го года. Достает оттуда морские карты, жестяную коробку из-под печенья — в ней, как он знает, лежат игральные карты и записная книжка в клеточку со списками имен, некоторые из них вычеркнуты. Это все, что Сильвэн захотел сохранить от своего деда, вместе с фото Лазели и несколькими другими.

Он оставил на дне мешка два маленьких, тщательно перевязанных свертка. Добавил к ним полную бутылку водки, пачку сигарет, очки и зажигалку. Просунул руки в лямки, проверил мимоходом, что счетчик в доме выключен, тщательно закрыл ставни, повернул ключ в замке входной двери и сунул его под камень, в отверстие в стене, которое испокон веков служит фамильным тайником Шевире, вечно теряющих ключи, когда носят их с собой.

Сильвэн возвращается на борт, поднимает якорь и уходит на моторе в Санд, прямо на запад. Через каналы Кошон, Бод и проход Бонне. Он оставляет Птичий остров с левого борта и легко маневрирует между островками. Он с детства знает опасные мели и возможные проходы, когда море, как сейчас, начинает отступать. Мотор негромко рокочет на малых оборотах, и легкая лодка лавирует между камнями, покрытыми водорослями. Сильвэн ждет выхода из архипелага, чтобы поднять парус. Тогда он выключает мотор, плотно стягивает шкоты и идет прямо на запад, на Менкье. До них он не дойдет. Он хочет только удалиться от Шозе на достаточное расстояние, чтобы скрыться из виду. Он откупорил бутылку водки и время от времени делает глоток прямо из горлышка.