Книга Ветер и море - Марша Кэнхем
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Два корабля сблизились до ста ярдов. К чести американцев нужно сказать, что на «Диком гусе» начали появляться признаки повреждений: паруса были испещрены дырами, а палуба скрылась под облаками дыма и разлетевшихся обломков. Но с расстояния пятьдесят ярдов гаубицы «Дикого гуся» снова повели сокрушительный огонь, и сорокадвух-фунтовые снаряды уничтожили скудную защиту «Орла». Пушка перевернулась, подмяв под себя почти всю команду, моряки с криками отступали назад со своих позиций и, не находя, где можно было бы укрыться от адского жара, крови и пламени, бросались вниз, в коридоры, уже переполненные ранеными, или наверх, где их с ликованием расстреливали кровожадные корсары.
Вода хлестала сквозь пробоины в корпусе, дым и пар заполнили вентиляционные трубы, коридоры, склады, каюты, и удушающий раскаленный дымный воздух просачивался в каждый закуток, в каждую трещину, где только могло укрыться живое существо.
Баллантайн продолжал безостановочно стрелять, почти ничего не видя сквозь дым, клубами вырывавшийся из ствола пушки после каждого выстрела. Он заряжал и стрелял, не выбирая цели для тяжелого орудия – «Дикий гусь» был так близко, что это была бы просто лишняя трата драгоценного времени. Но каждый выстрел неумолимо приближал корабль Фарроу и вместе с ним абордажные доски и крючья. Корсары уже в готовности выстроились вдоль поручней, а еще больше их было послано наверх, на реи, чтобы поливать палубу «Орла» огнем из мушкетов. Бурлящее море между двумя судами и порывистый ветер были менее страшны, чем все усиливавшийся орудийный огонь, предвестник неистовой схватки.
«Дикий гусь» дал заключительный залп вдоль корпуса «Орла», и Адриан почувствовал, как у него под ногами о нижнюю оружейную палубу с размаху ударился вражеский абордажный крюк. Тросы руля были перерублены, и «Орел», накренившись на бок, развернулся так, что его нос уткнулся в «Дикого гуся».
Баллантайн опустился на колени. Он был ослеплен дымом и болью, а его голова казалась слишком тяжелой, чтобы шея могла ее удержать. Почти без сознания он прополз несколько футов, пока не нашел прочную опору, к которой можно было бы прислониться. Смахнув с глаз кровь, он оглядел палубу в поисках источника непрекращающихся ударов о поручни и настилы «Орла».
– Приготовиться... к отражению абордажа! – прокричал Баллантайн и нащупал один из привязанных к мачте ганшпугов с острыми зубцами. Он не мог сказать, слышал ли кто-нибудь его приказ и остался ли кто-нибудь в живых после кровавой бойни. У него из ушей сочилась кровь от пушечной стрельбы; усталость и отвращение притупили все его чувства, кроме обиды, с какой он смотрел на людей, перебирающихся по доскам на его корабль. Долго подавляемые злость и ярость выплеснулись в леденящем кровь реве, с которым Адриан бросился навстречу приближающейся опасности. Рядом с ним оказался такой же непокорный, с широко раскрытыми глазами, израненный и окровавленный капеллан Джон Ноббс. Услышав призыв Адриана к оружию, он выхватил револьвер из рук мертвого моряка, над которым читал молитву, и решительно занял место рядом с лейтенантом. И эти непохожие друг на друга люди вдвоем повели остатки команды навстречу стене орущих корсаров.
Пуля, посланная из мушкета, задела шею капеллана, его движения замедлились, но он прицелился и, полностью разрядив револьвер, снес часть плеча своего противника. Отбросив дымящееся оружие, он схватил палаш корсара и разделался с еще двумя атакующими до того, как прогремело несколько выстрелов и он, обливаясь кровью, упал на палубу.
Баллантайн прокладывал себе путь в плотной толпе, наклоняясь и увертываясь от лезвий кинжалов. Высокий черноволосый корсар крикнул, что сам остановит атаку Баллантайна, и неожиданно метнулся навстречу стремительно вращающемуся ганшпугу. Адриан слишком поздно заметил блеск залитой кровью стали и не успел избежать ее – лезвие зацепило его висок. Он непроизвольно шагнул назад и, споткнувшись о кучу обломков, провалился в люк – в люк, который оказался просто открытой черной дырой. Пролетев через пролом, Баллантайн тяжело упал на разбитую нижнюю палубу.
Секунду черноволосый корсар стоял и смотрел вниз на неуклюже лежащее тело. Не заметив признаков жизни, он вскинул косматую голову и с наводящим ужас победным криком устремился к бизань-мачте. Там, вскинув покрытые татуировкой руки, он саблей разрубил трос, удерживавший на верхушке мачты американский флаг.
Силой воли заглушив боль в истерзанном теле, Мэтью Рутгер медленно вернулся из беспамятства. Он вместе с другими ранеными членами команды – на первый взгляд их насчитывалось всего несколько десятков – лежал в кормовой части палубы под проливным дождем. Шторм, разыгравшийся в полную силу, заливал огонь, создавая огромные клубящиеся облака едкого пара; по дубовым настилам бежали розовые ручьи. Люди стонали, а те, кто был способен двигаться, оплакивали собственную неумелость, безуспешно пытаясь помочь другим, менее удачливым.
Мэтью приказал своему поврежденному телу двигаться и пополз между рядами раненых и через них. Некоторые уже были мертвы, лишившись жизни от потери крови; другие потеряли сознание, и их головы покоились на коленях товарищей, выглядевших не намного лучше. Большинство прижимали руки к ожогам и пулевым, резаным и колотым ранам, к сабельным разрезам и к распухшим, кровоточащим рубцам от ударов дубинками. Капитана Дженнингса нигде не было видно, а Адриана Мэтт не видел после их короткого разговора в каюте; он не помнил, как без посторонней помощи пробрался на палубу под проливным дождем. Последнее, что помнил Мэтью, – это как его ударили чем-то тяжелым и он услышал крик Кортни.
Став на колени, Мэтью выпрямился и увидел измученные, страдальческие лица. Он заметил двух мальчиков – помощников канониров, раненых и прижавшихся друг к другу в поисках тепла и утешения, но ни Кортни Фарроу, ни Малыша Дики нигде не было видно. Со сжавшимся от страха сердцем Мэтт продолжил поиски. Встав на ноги, он смахнул с глаз дождевые капли и, прищурившись, посмотрел сквозь туман и потоки дождя туда, где люди сгрудились под навесом, обеспечивавшим хоть какую-то защиту от стихии.
Безусловно, это были не все спасшиеся после сражения. Несомненно, должны быть еще люди, а не только эта жалкая кучка.
– О Господи! – воскликнул он и рванулся вперед, не замечая стонов рядом с собой. Он осторожно поднял друга из лужи грязной дождевой воды и мокрой золы. – Адриан! Адриан, ты меня слышишь? – Оторвав кусок от рубашки лейтенанта, он вытер кровь и грязь с лица Баллантайна. – Адриан? – На этот раз наградой ему был слабый стон. – Слава Богу, – прошептал Мэтью. Инстинкт медика взял верх, и доктор обследовал разрез на лбу Адриана, а потом осторожно проверил, нет ли у него переломов и внутренних повреждений. К тому времени как он закончил, в распухшем, залитом кровью глазу Адриана появилась узкая щелочка, и взгляд с трудом сконцентрировался на лице Мэтта, а затем медленно обвел палубу.
– Что... что произошло? – прозвучал хриплый шепот.
– Это только мое предположение, но, судя по твоему виду, я бы сказал, что ты пытался самостоятельно разделаться со всеми врагами. Подожди, не садись пока, дай своей голове возможность...