Книга Законник - Семен Данилюк

– Так это заказ? – догадался, смурнея, Гулевский.

Билялов энергично закивал. Ткнул в потолок.

– Приказали материалы немедленно передать в следственный комитет.

– К ночи?!

– Говорят, дежурного следователя вызвали. Сразу и дело возбудят по триста восемнадцатой. И что переполошились? Будто террористку захватили.

Гулевский, как был в дублёнке, опустился на стул, в отчаянии вцепился длинными пальцами в волосы. Сердце сжало.

– Белый стал, слушай! – перепугался Билялов. – Воды, да?

– Давай сюда твоего сержанта-рэкетира! – Гулевский запустил руку под рубаху, принялся растирать грудь. – Прикажи, пусть письменно откажется от вранья.

– Так выеденного яйца бы не стоило. Только ничего не выйдет, – сокрушенно зацокал Билялов. – Увезли в следственный комитет вместе со свидетелями. Должно быть, уж и передопросили. Мне вон тоже велено быть на месте, чтоб по команде девочку, значит, доставить. Неужто всерьез арестовывать собрались? Попугать одно, а так… Не по совести это. Совсем не по совести!

Огорчение начальника отделения выглядело неподдельным. В самом деле, с таким трудом прошло одобрение диссертации на кафедре. И, когда забрезжил успех, оказывается, оскорбил самого нужного человека, от слова которого всё зависит. Да ещё деньги, считай, уплыли к следователю.

– Сержанта этого, паскуду, лично, как барана!.. – тихий Билялов по-волчьи клацнул зубами. – А девочку забирайте, – решился он.

– Если что, скажу, будто недопонял. Пусть уж после сами. Ах, как скверно всё получилось!

Он вновь сокрушённо затоковал.

* * *

Из отделения втроем приехали в «Товарищество достойных». Растерзанную Аринку мать напичкала антидепрессантами, уложила в кровать. Но та, будто в детстве, ухватила её за руку, умоляя не оставлять одну. Беата прилегла на минутку, да так и уснула, прижав к себе дочу.

Когда наутро Беата, как была, одетая, поднялась и вышла в гостиную, Гулевский за журнальным столиком быстро писал. Кофе «Суаре» в банке уменьшилось наполовину.

«Всю ночь просидел», – догадалась Беата. С тоской оглядела упрямо склонённый затылок.

– Илюша, – окликнула она.

Гулевский энергично обернулся.

– Вчерашним числом против Аринки возбуждено уголовное дело по триста восемнадцатой второй… Применение насилия в отношении представителя власти, – объявил он. – А значит, не сегодня-завтра они вызовут её, чтоб предъявить обвинение и избрать меру пресечения. В связи с этим прошу вас с Ариной временно перебраться ко мне. Дабы избежать нежелательных визитёров. Наши действия далее…

– Илюша, послушай! – перебила Беата. – Ты только не обижайся. Но я как-то упоминала. В нашем комплексе есть несколько вип’ов – из самых приближенных. Ко мне очень по-доброму. Хочу попробовать переговорить.

Гулевский помрачнел. Он понял: вера в него в ней иссякла.

– Я перекрыжил законодательство, прошерстил материалы пленумов Верховного суда. Ни малейшего основания привлечь Аринку к уголовной ответственности у них нет, – отчеканил он.

– Зато есть желание, – с тоской в голосе напомнила Беата. – Я знаю, Илья, как важно для тебя добиться справедливости. Но – вчера, когда я увидела дочу в камере… Знаешь, что будет, если её и впрямь?..

– Догадываюсь, – согласился Гулевский. – Что ж, давай ещё раз поговорим с Ариной. Быть может, после вчерашнего она всё-таки согласится отказаться от показаний?

– Да как ты не понимаешь?! – вскрикнула Беата. – Этого как раз нельзя делать. Ведь если заставить, она попросту сломается…

Гулевский обхватил отчаявшуюся женщину за лицо, успокоительно поцеловал в уголок подрагивающих губ.

– Если Арину вызовут, пойду я, – объявил он. – В зависимости от результата и примем решение.

– Как скажешь, – неохотно отступилась Беата. – Но помни: мне все равно как защитить её. Станут двери ломать, в доме остался подарочный карабин…

В дверь позвонили. Оба переменились в лице. Беата задрожавшей рукой схватила пульт, нажала. На экране телевизора высветился коридор перед входной дверью и – одинокий высокий мужчина в нахлобученной на глаза вязаной шапочке и высоко поднятом воротнике. Беата сглотнула. Мужчина вдруг лихо сдвинул шапчонку на затылок, показал козу в глазок камеры. Гулевский и Беата облегченно выдохнули, – шалуном оказался Евгений Стремянный.

– Откуда? – встретил разрумянившегося с морозца друга Гулевский. – Вроде, отсиживался на даче?

– Хватит, отсиделся, – Стремянный галантно изогнулся над ручкой хозяйки. – Лучше реальная отсидка, чем под присмотром Ольги Тимофеевны… Супружница моя, – объяснил он Беате. – Неутомимая лекарша. Дня не проходит, чтоб какую-нибудь новую болячку во мне не обнаружила. Теперь ей сосуды мои не нравятся. Ломкие, говорит, стали. Наощупь, что ли, определила? Ладно б еще что-то венерическое, тьфу-тьфу.

По лицу Гулевского скользнула улыбка.

– Ага, – Стремянный, подметив интерес, воодушевился. – Тебе, говорит, нужен постельный режим. Может, и нужен, думаю, только не с тобой. А тут ещё информацию насчёт вчерашних событий от своих осведомителей получил, – с таинственностью сообщил он Беате. Стремянный как всегда важничал и напускал туману. – В общем, плюнул, да и дал дёру. Звонить не стал. Наверняка прослушка. Вообще-то по уму драпануть бы вам с дочкой на пару от греха, пока аэропорты не перекрыли…

– Полагаете, всё настолько серьезно? – Беата испуганно высвободила исцелованную кисть. – А Илья Викторович считает, что всё выправится.

– Илья Викторович! – Стремянный хмыкнул, значительно подвигал губами. – Да с ним самим сейчас рядом находиться: гранату себе под ноги, и то безопасней.

– Довольно ёрничать! – прикрикнул Гулевский. – Разве не видишь, что на ней лица нет? Говори, с чем примчался.

– Так подзаработать на чужом горе, – Стремянный всё еще пребывал в глумливом настроении. – Если наймёте в адвокаты, немедленно выдвигаюсь к метро Лоськово. Намереваюсь провести собственное, адвокатское расследование.

– Тогда приступай, – обрадовался Гулевский. – А я пока съезжу в нарсуд. Хочу предупредить попытку ареста.

Стремянный скептически крякнул. Беата, полная отчаяния, переводила взгляд с одного на другого.

– А я тебе говорю, ещё есть честные судьи, для которых правосудие – не пустой звук! – запальчиво выкрикнул Гулевский. – Тем более, всё это дело – убого сляпанная фальшивка!

– Наверняка фальшивка, – согласился Стремянный. – И мошенничество! Только когда мошенничает государство, чтоб вскрыть его, большие труды положить надобно… Ничего, ребята-демократы, – он успокоительно огладил подрагивающую Беату. – Им ведь, полагаю, как раз и надо, чтоб каждый сам за себя разбежался. А вместе, глядишь, прорвёмся!

Гулевский увидел, что Стремянный мнётся. Вопросительно вздёрнул подбородок.