Книга Тайна индийских офицеров - Мэри Элизабет Брэддон

— Она, вероятно, говорила сегодня с этой чертовой бабой, что лежит наверху, — сказал он майору, — и та наговорила ей…

— Она рассказала мне все, — перебила Оливия. — Ваша мать сообщила мне все о том, кого считают сэром Рупертом Лислем.

Майор пожал плечами и улыбнулся своей насмешливой улыбкой.

— Я повторяю вам еще раз, леди Лисль, — сказал он ей спокойно, — что вы — последняя особа, от которой я мог бы ожидать такие слова. Сядем, — добавил он, пододвигая ей кресло, — и попытаемся обсудить все хладнокровно.

Оливия была так слаба и расстроена, что не смогла отклонить предложение и опустилась в кресло.

— Итак, постараемся разобрать это дело, — продолжал майор. — Вы имели неосторожность навестить несчастную больную!

— Да, — ответила она глухо.

— И эта несчастная, которая уже несколько дней страдает потерей рассудка (что известно не одному мне), рассказала вам о своих галлюцинациях.

— Я знаю, что она сообщила мне истинную правду! — возразила Оливия, не спуская с майора своих блестящих глаз. — Верьте, что я хотела бы убедиться в противном!

— А! Вы считаете, что она говорила вам правду! — пробормотал майор. — Позвольте же спросить: чем она доказала вам правдивость своих слов?

— Ничем.

— Ничем? — спросил майор с лучезарной улыбкой. — Так она не дала вам никаких доказательств… Нет? — воскликнул он вдруг, слегка повысив тон. — О, я знаю, что нет!.. Она, конечно, говорила вам, что у нее есть сын, которого какая-то знатная дама вдруг признала за собственного!.. Одним словом, она рассказала такую неслыханную басню, какую не придумать и писателю.

— Она мне сообщила, какое участие принимали вы в этой адской проделке: вы начали ее, и вы же искусно довели ее до конца — если и не самостоятельно, то с помощью других лиц.

— Дорогая леди Лисль, — снова начал майор, нисколько не смущенный обвинениями Оливии, — я обращаюсь к вашему рассудку: пусть он один руководит вами, и тогда мы скорее поймем друг друга! Неужели вы думаете, что я настолько глуп, чтобы мог бы выбрать в поверенные эту Рахиль Арнольд, если бы задумал подобную интригу. Неужели я доверился бы этой слабой, болезненной, полоумной женщине, которой бы могла не сегодня-завтра прийти в голову мысль выдать меня. Возможно ли это? Правдоподобно ли?.. Великие боги, неужели я способен сделать такую глупость?!

— Она говорила очень несвязно, но все же я поняла из ее слов, что она подслушала какой-то разговор между вами и ее мужем, — заметила Оливия.

— Леди Лисль, мне досадно, что вы так встревожились, и вдобавок напрасно, — сказал майор торжественно. — Вы слушали бред помешанной женщины, которой нетрудно объяснить, если припомнить, что у нее был сын одних лет с сэром Рупертом и вдобавок похожий на него. Но допускайте, чтобы такая особа влияла на вас, да еще в такой степени, что вы решились сказать вашему мужу, что он совсем не тот, за кого себя выдает, и обвинить меня в подлоге и обмане. Предположим, ваши собственные интересы потребовали бы, чтобы мы добились доказательств от Рахили Арнольд, чего быть не может, потому что вы стали бы предметом насмешек целого графства как женщина, продавшая себя за титул и богатства и открывшая после, что она вышла замуж за нищего бродягу… Но если бы, говорю я, потребовались факты, какое доказательство вы представили бы?

Оливия молчала.

— Вы говорите, что ваш муж самозванец, подложный баронет, а настоящий Лисль живет где-то вдали… Смею спросить вас, где?

— Этого я не знаю!

— Я это предвидел! — произнес майор. — Это невозможно узнать!

— Пожалуй, что так! — подтвердила Оливия.

— Прекрасно! А могу я спросить у вас, когда миссис Арнольд видела сэра Руперта?

— Лет пятнадцать назад, когда его взяли из больницы домой.

— Пятнадцать лет назад, — повторил майор. — Это целая вечность, дорогая леди Лисль! Но мы, к счастью, можем опровергнуть это неосновательное обвинение. Рахиль Арнольд признана ее лечащим доктором безусловно помешанной, что письменно подтверждает ее муж, Жильберт Арнольд, подписавший свои показания в присутствии нотариуса баронета.

— Да поможет мне Небо! — воскликнула Оливия, сложив тоскливо руки. — Но я чувствую, что эта женщина сообщила мне правду.

— Ваши чувства будут вам плохой поддержкой перед лицом закона, милая леди Лисль, — возразил майор. — Мы вас не боимся, не так ли, милый Руперт? Мы не боимся также и Рахили Арнольд. На свете существует только одна особа, которою сэр Руперт должен бояться, и эта особа — майор Гранвиль Варней.

При последних словах майор похлопал рукой по жилету в том месте, где находился уже известный нам порт-папье, стальная цепочка, которой он был прикреплен к поясу, издала легкий звон.

— Да поможет мне Бог и научит меня, как поступить в моем несчастном положении, — сказала леди Лисль.

— Я советую вам оставить все как есть и не начинать бесполезный скандал, который сделает вас предметом сострадания, — вас, как честолюбивую женщину, обманутую сыном бродяги-браконьера.

В тоске и отчаянии Оливия ушла в свою комнату, чтобы обдумать все, что с ней произошло.

На следующее утро леди Лисль, проходя через холл, увидела двух человек, расхаживавших перед главным подъездом.

— Кого вы ждете? — спросила она одного из них, здоровенного широкоплечего малого, шея которого была обмотана красным платком.

— Мы ожидаем одну особу, которую должны перевезти в приют, но она что-то долго не идет.

— В приют?.. В какой приют? — изумилась Оливия.

— В приют для умалишенных.

Прежде чем леди Лисль смогла задать еще один вопрос, в передней появилась Рахиль Арнольд, поддерживаемая сиделкой и еще одной женщиной — с грубым выражением лица, присланной из дома умалишенных, чтобы перевезти больную.

Несчастная Рахиль была бледна и дрожала всем телом.

— О миледи… миледи! — воскликнула она. — Не позволяйте им увезти меня от вас… я не сумасшедшая… право, не сумасшедшая!.. То, что я вам сказала — правда от начала до конца!

— Это доказывает, леди Лисль, — раздался голос майора, возникшего в дверях библиотеки, — что надо запирать в четырех стенах людей, ставших жертвами галлюцинаций, иначе они могут оказать очень вредное влияние на других, даже не вполне разумных личностей, так что эти последние в конце концов тоже сойдут с ума. Не забудьте, леди, что самый громкий титул не закрывает вход в дом умалишенных!

Женщина с грубым лицом и один из незнакомцев потащили Рахиль к выходу, но, дойдя до порога, она остановилась и, протянув свою исхудалую руку, воскликнула торжественно:

— Призываю проклятие на весь этот дом и на живущих в нем!

XXIX

БЕДНЫЙ РИЧАРД

Снег уже давно растаял на улицах Бельминстера. Крокусы в саду мистера Геварда сменились великолепными нарциссами, скромные фиалки прятались в тени кустов, а Бланш Гевард проводила все свое время за исполнением принятых ею обязанностей. Прекрасный викарий был все так же печален и ревностен в делах; добродушный ректор по-прежнему боролся с грехами и недостатками своей паствы, между тем как Ричард Саундерс занимал должность директора новой народной школы. В один прекрасный майский день он сидел перед своими беспокойными учениками, терпеливо объясняя им какой-то урок. Но как он ни был неутомим, как ни был любим учениками, посторонний наблюдатель понял бы с первого же взгляда, что в этом простом училище он неуместен. Его голубые глаза выражали страдание, но вместе с тем и добродушие; в манерах его проглядывало что-то нервное, свидетельствующее о том, что его дух стремится к высшей деятельности. Но, что бы он ни думал и ни чувствовал, он превосходно выполняет свой долг, и дети преданы ему всей душой, что и доказывают самыми разными способами. Они приносят ему прекрасные букеты из своих садов и встают до зари, чтобы украсить ими классную комнату; они идут за несколько миль, чтобы достать книгу, в которой он нуждается, так как им известно, что он много занимается науками; они смотрят на него удивленными глазами, разинув рот, когда он сидит, наклонившись над каким-нибудь толстым томом, взятым им у кого-то из окрестных пасторов.