Книга Девушка с Рублевки - Наталья Баклина

– Мне ты нравишься. А Алену я побаиваюсь. Она такая роскошная, яркая. – Он помолчал, подбирая сравнение, и лицо его приобрело влюблено-мечтательное выражение. – Она – как звезда!

– А я как кто? Как лампочка Ильича?

– Ну, к тебе я уже привык, – сразу поскучнел он.

– Вить, ты сам себя сейчас услышал? Ты ведь не любишь меня ни капельки. А я, ты ведь знаешь, совсем не люблю тебя. Может быть, мы не будем морочить друг другу голову? Не получится у нас с тобой семьи.

– Почему? – чуть ли не возмутился Пенкин.

– Потому что ты Алену любишь! – вдруг осенило меня. – Почему ты ей об этом не скажешь?

– Я боюсь. После того тунисского конфуза боюсь. Да и мама ее не любит.

– Витенька, извини за прямоту, но тебе не кажется, что мужик в возрасте без малого пятидесяти лет может уже и не оглядываться на маму?

– Понимаю. Но и ты пойми, мама такой человек... Она живет ради меня. Я же не могу ей сказать: «Не лезь», она обидится. У нее сердце больное, и давление, и вообще...

– А мне показалось, что твоя мама ради себя живет, если даже твоим растениям в квартире места не нашлось. И потом, ей и кроме тебя есть куда приложить свои силы: в театре вон играет. Ты поменьше на нее оглядывайся, подумай, чего сам хочешь. Хочешь совет от бывшей невесты? Женись на Аленке. Почему-то мне кажется, она тоже к тебе неравнодушна. Вон смотри, в больницу к тебе каждый день бегает, блины печет. И у нее подходящий характер, чтобы справиться с твоей мамой. Нет, правда. Я с Эммой Валерьевной не справлюсь. А Аленка запросто! Ты не бойся, скажи Аленке, что любишь ее. И у вас все получится, вот увидишь.

Пенкин молчал, задумавшись. Мимо нас прошаркал тапками на босу ногу бомжеватого вида больной, одетый в выцветший халат. Он открыл холодильник, куда складывали скоропортящиеся передачи, и начал в нем шарить. Нашел полкруга полукопченой колбасы и спросил меня, заметив, что я наблюдаю:

– Ваша?

Я отрицательно покачала головой, и он, взяв еще банку с винегретом, спрятал добычу под халатом и, придерживая двумя руками, пошаркал в палату. Но тут вышла толстая медсестра и загородила ему дорогу.

– Стой, Савченко! Что ты прячешь под халатом? Покажи!

– Ничего не прячу, живот прихватило, – попытался обойти ее Савченко.

– Живот, говоришь? От обжорства, наверное! – Она быстрым движением выудила колбасу из-под халата мужика и затрясла перед его лицом. – Так, опять в холодильнике шакалил! Это тебе принесли, что ты это берешь?

– Да Светочка, да что ты жлобничаешь! Все равно ведь стухнет! Там жратвы этой – вагон, – показал руками, сколько еды, мужик, и банка с винегретом выпала и покатилась по полу.

– Ты мне еще рассыпь тут все, что наворовал! – заорала медсестра. – А ну быстро все положь, откуда взял! Нажрутся чужого на дармовщину, потом дрищут, все туалеты загадили!

– Он похож на меня, – вдруг сказал Пенкин, когда бомж вернул продукты на место и исчез из поля зрения строгой медсестры.

– Нет, что ты! – удивилась я: между упитанным щекастым Пенкиным и этим тощим, с худым лицом, бомжом не было ни малейшего сходства.

– Я примерно вот так же по дому хожу, как будто ни на что права не имею, если только сворую украдкой... Ларис, ты и вправду думаешь, что Алена согласится?

– А ты спроси ее. Я почему-то уверена, что она будет рада.

– Хорошо. Спасибо тебе.

– Пожалуйста. Вить, у меня просьба к тебе. Сейчас ведь в журнале затишье, номер вышел, до следующего время есть. Можно, я дни возьму в счет отпуска, домой съезжу? Я очень сильно по своим соскучилась. Отпустишь? За мой счет?

– Да ладно, почему за твой? Заплачу я тебе отпускные, получишь во вторник, я распоряжусь.

– Вить, я потом получу, когда приеду, ладно? У меня зарплата есть, хватит пока. Я сегодня вечером хочу уехать. А вернусь в следующие выходные, хорошо?

– Хорошо, – кивнул Пенкин. – Тогда и у меня просьба есть: не говори пока маме, что мы не станем жениться, ладно? Я ей потом сам скажу, когда выпишусь, хорошо?

Мобильник я включила сразу, как вышла от Виктора – в больнице отключила, так как боялась, что если мне начнет названивать Петр, то не смогу с ним объясниться при свидетелях. Зря боялась – звонка от него прождала до вечера. Вначале твердо знала: позовет – ни за что не побегу к нему сразу же, как собачонка, пусть сначала извиниться за поведение своей нахалки малолетней. И подождет, пока из Челябинска вернусь. Потом кураж поутих. В ожидании звонка я собирала вещи, стояла в кассу за билетом до Челябинска, садилась в вагон и лежала на своей верхней полке. И только когда поезд выехал за пределы Московской области и телефон перестал ловить, я прекратила ждать. Ну что ж, закончилось и это приключение. Помечтала и хватит. Надо жить дальше.

Глава 8

Поезд прибыл в Челябинск в половине первого, опоздав на полтора часа. Меня никто не встречал, так как я решила сделать сюрприз. Отмахнувшись от назойливых таксистов, облепивших московский поезд и заламывавших две цены, пошла к остановке. Все время, пока ждала свой троллейбус и пока ехала до дома, я вглядывалась в улицы родного города и ловила себя на том, что они никак не изменились за эти несколько месяцев. Моя жизнь так забурлила-закучерявилась, что, казалось, весь мир вокруг тоже должен бурлить и меняться. И поэтому мне было странно видеть, что Челябинск остался все таким же Челябинском. Из какого города уехала, в такой и вернулась.

Впрочем, будто откликнувшись на мою маету, изменения начались: я не смогла открыть своими ключами входную дверь. Ключ входил до конца, но в замке не поворачивался.

– Кто там? – спросила испуганно мама из-за двери после минуты моих ковыряний.

– Это я, мам, открой.

– Ларочка! – Мама распахнула дверь и застыла в удивлении. – Ты? Ты приехала? А я замок сменила, Никитка ключи потерял! А почему не позвонила?

– Так получилось, я не уверена была, на какой день билеты возьму. Мам, дай я пройду.

– Да-да, что же это я, застыла в дверях, как тетеря.

Мать засуетилась, освобождая мне дорогу. Я вошла, поставила сумку и поцеловала мамину мягкую щеку.

– Здравствуй. Я, оказывается, очень по вам с Никиткой соскучилась. Где он?

– В школе задерживается.

– Жаль. Всю дорогу ехала и представляла, как он меня встретит.

Я с удовольствием переобулась в свои старые тапочки. Господи, как хорошо-то! Я дома.

– Да уж встретит, только держись, – вздохнула мать.

– Что такое? – насторожилась я.

– Да проходи, не на пороге же рассказывать. Пошли на кухню, голодная, наверное, с дороги. Я как раз борщ сварила, горячий еще.

Я подождала, пока мама нальет темного борща в мою любимую салатницу, которую я приспособила под тарелку, положила в него сметаны, съела ложку – вкуснотища, сто лет не ела маминого борща! – и спросила: