Книга Эркюль Пуаро и Убийства под монограммой - Софи Ханна

– Я ничуть не лучше Дженни: такая же отвратительная трусиха! Тогда, в «Голове Короля», рассказав всем о том, что мы встречались с Патриком, я утаила часть правды. Встречаться мы и в самом деле встречались, и тайно, и влюблены друг в друга тоже были, все так, но… – Казалось, Нэнси не сможет продолжать. Она плакала, закрывшись платком, и плечи ее вздрагивали.

– Думаю, я понимаю вас, мадам. В тот день в гостинице «Голова Короля» вы сказали всем, что ваши отношения с Патриком Айвом были платоническими. Это и была ложь. Пуаро угадал?

Нэнси отчаянно завыла.

– Я испугалась пересудов, – всхлипывала она. – Вы не представляете, какие жуткие сплетни о якобы бывших встречах с дэхами за деньги передавались шепотом… как даже дети на улицах, шипя, проклинали еретика… я была в ужасе! Как это страшно, когда кольцо обвинений и проклятий сжимается вокруг одного-единственного человека, и доброго человека, к тому же!

Я хорошо себе это представлял. Я представлял это себе настолько ясно, что едва удержался от желания велеть ей замолчать.

– Я должна была что-то предпринять, месье Пуаро. Вот я и подумала: «Я положу конец этим сплетням, воспользовавшись орудием добрым и чистым: правдой». А правдой была моя любовь к Патрику и его любовь ко мне; но я струсила – и запятнала ее ложью! Вот в чем была моя ошибка. От страха я не могла думать ясно. Я запятнала красоту моей любви к Патрику трусливой полуправдой. Наши отношения не были платоническими, а я утверждала, что это было так. Я воображала, что у меня нет иного выхода, кроме как солгать. Это было малодушием. Презренным малодушием!

– Вы слишком жестоки к себе, – возразил Пуаро. – В этом нет никакой необходимости.

Нэнси вытерла глаза.

– Как бы мне хотелось вам верить, – сказала она. – Ну почему я не сказала тогда всю правду? Моя защита Патрика от наглой лжи должна была стать актом благородства, а я все испортила. За это я кляну себя каждый день своей жизни. Те безмозглые поборники добродетели, которые собрались тогда в «Голове Короля», – они и без того с пеной у рта кричали, что я падшая женщина, а Патрика Айва называли чуть ли не дьяволом во плоти. Так стоило ли беспокоиться о том, что они будут думать обо мне после? Честно говоря, не думаю, чтобы в своем стремлении опозорить Патрика или меня они могли зайти еще дальше.

– Так почему же вы тогда не сказали всю правду? – спросил Пуаро.

– Наверное, жалела Франсис. Думала о том, каково придется ей, если скандал будет еще больше. А потом Патрик и Франсис покончили с собой, и всякие надежды исправить что-нибудь ушли вместе с ними. Я знаю, они покончили с собой, кто бы что ни говорил, – добавила Нэнси как бы вдогонку прежним своим мыслям.

– Этот факт подвергался сомнению? – спросил Пуаро.

– В заключении местного врача и в официальном протоколе о причинах смерти сказано, что она наступила в результате несчастной случайности, но никто в Грейт-Холлинге этому не поверил. Самоубийство – грех в глазах Церкви. Думаю, что деревенский доктор просто хотел уберечь репутацию супругов от окончательного уничтожения. Он очень их любил и горой стоял за обоих, когда все остальные давно отступились. Хороший он человек, доктор Флауэрдейл, один из немногих хороших людей в Грейт-Холлинге. Он сразу понял, где правда, а где ложь. – Нэнси засмеялась сквозь слезы. – Вот и выдал им ложь за ложь, как зуб за зуб.

– Или правду за правду? – предположил Пуаро.

– О. Да, разумеется. – Нэнси поглядела на него удивленно. – О боже, я совсем испортила ваш платок.

– Это неважно. У меня есть другие. Еще один вопрос, мадам: вам что-нибудь говорит имя Сэмюэль Кидд?

– Нет, не говорит. А должно?

– Он не жил в Грейт-Холлинге в одно время с вами?

– Нет, не жил. Кто бы он ни был, ему повезло, – с горечью ответила Нэнси.

Глава 17

Пожилая женщина и молодой мужчина

– Итак, – начал Пуаро, едва наша посетительница вышла и мы остались одни. – Нэнси Дьюкейн согласна с Маргарет Эрнст в том, что Айвы совершили самоубийство, но официальная причина двух смертей – несчастный случай. Амброуз Флауэрдейл солгал, чтобы уберечь репутацию Патрика и Франсис Айв от дальнейшего поругания.

– Как странно, – сказал я. – Маргарет Эрнст об этом не упоминала.

– Интересно, следует ли нам полагать, что мы нашли причину, по которой она просила вас не говорить с доктором? Что, если Амброуз Флауэрдейл гордится ложью, которую он сказал, – до того гордится, что может и сознаться, если его спросят. Если Маргарет Эрнст хотела его защитить…

– Да, – согласился я. – Тогда это и есть причина, по которой она могла не желать моей с ним встречи.

– Желание защитить – как хорошо оно мне знакомо! – Голос Пуаро вибрировал от эмоций.

– Вы не должны винить себя из-за Дженни, Пуаро. Вы не могли ее защитить.

– В этом вы правы, Кэтчпул. Защитить Дженни не мог никто, даже Эркюль Пуаро. Ее было не спасти еще до нашей с ней встречи – теперь я понимаю. Поздно, слишком поздно. – Он вздохнул. – Интересно, не правда ли, что теперь у нас есть кровь, хотя раньше мы имели дело только с отравлением и ядом?

– Мне интересно одно: куда подевалось тело Дженни? «Блоксхэм» перерыли от подвала до чердака, и нигде ни следа!

– Не спрашивайте где, Кэтчпул. Где – не имеет значения. Спросите лучше, почему. Неважно, как именно тело попало за пределы отеля: было ли оно вывезено в тележке для белья, в садовой тачке или вынесено в чемодане, задайте себе другой вопрос: для чего это нужно было делать? Почему нельзя было просто оставить его в номере, как поступили с тремя другими телами до этого?

– Ну? И каков же ответ? Вы знаете его, так поделитесь.

– Вы правы, – согласился Пуаро. – Объяснение этому есть; правда, я не уверен, что вам оно понравится.

– Понравится или нет, я хочу его услышать.

– Со временем вы услышите и узнаете все. А пока я скажу вам лишь одно: никто из служащих отеля «Блоксхэм» не видел Харриет Сиппель, Иду Грэнсбери и Ричарда Негуса больше одного раза – никто, за исключением Томаса Бригнелла. Он дважды видел Ричарда Негуса: в первый раз в среду, когда тот только приехал в отель, и Бригнелл его обслуживал, а второй раз в четверг вечером, когда он натолкнулся на Негуса в коридоре, и тот попросил у него шерри. – Тут Пуаро довольно хмыкнул. – Поразмыслите над этим, Кэтчпул. Вы уже понимаете, к чему ведет нас это обстоятельство?

– Нет.

– А!

– Ради бога, Пуаро! – Никогда еще один простой слог – «а!» – не приводил меня в такое бешенство.

– Я ведь говорил вам, друг мой, не ждите, что вам всегда будут давать готовые ответы.

– Нет, я окончательно запутался! С какой стороны ни посмотри, все время кажется, что Нэнси Дьюкейн и есть убийца, но у нее алиби от леди Луизы Уоллес… Ладно. Кому, кроме нее, могло понадобиться убивать Харриет Сиппель, Иду Грэнсбери и Ричарда Негуса, а теперь еще и Дженни Хоббс? – Я нервно заходил по комнате, злясь на себя за то, что не вижу выхода из этого лабиринта. – И если, конечно, вы еще не оставили свое безумное подозрение и до сих пор думаете, что убийцей может оказаться Рафаль Бобак, Генри Негус или Томас Бригнелл, то какой у них мотив? Какое отношение имеют эти люди к трагическим событиям в Грейт-Холлинге шестнадцатилетней давности?