Книга Падающие в небеса - Азарий Лапидус
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Здорово! Восхищаюсь вами!
– Спасибо, а я тобой!
– Мы же из одной песочницы, – с улыбкой произнес Сапожников.
– А вот это – вряд ли! Я думаю о стране, а ты о себе и своих жизненных интересах.
– Прекрати! – резко сказал Сапожников.
– Хорошо. Закончим экскурс в историю и перейдем к делу. Сейчас мы пройдем на стойки вылета, купим два билета и полетим в Нью-Йорк.
– Зачем?
– Затем, что завтра мы вместе полетим оттуда в Москву.
– А ты уверен, что я хочу лететь завтра в Москву?
– Да, потому что этого хочу я, – на последнем слове Авдеев сделал акцент, – и у тебя нет ни малейшего шанса поступить как-то по-другому. У тебя там семья, единственный сын.
Намек был настолько прозрачным, что Сапожников в ту же секунду воскликнул:
– Что с ними?
– Пока ничего, – спокойно ответил Авдеев.
– Что значит пока? – Сапожников стал судорожно набирать домашний номер, потом передумал и решил позвонить Марине на мобильный.
Находясь в Штатах, он использовал другой телефон, номер которого был известен многим его знакомым. Позвонить домой раньше Михаил Петрович не решался, боясь себя обнаружить. Сейчас же, когда конспирация потеряла всякий смысл, следовало удостовериться, что с Ильей и Мариной все в порядке.
В Москве было раннее утро, и тем не менее Марина ответила почти мгновенно. Голос ее дрожал, и Сапожников понял, что жена не спала.
– Алло, Марина, доброе утро! У вас все в порядке? – начал он без предисловий.
– Миша, ты где? – резко спросила Марина вместо ответа.
– Я в Штатах, нужно было срочно улететь.
– У нас опять плохо. За Илюшей следят, мы решили, что он не будет выходить на улицу до тех пор, пока ты не решишь эту проблему.
– Откуда ты знаешь, что за ним следят?
– Он сам заметил. Одни и те же машины ездят за ним, он записал их номера.
Сапожников посмотрел на Авдеева, тот, явно понимая, о чем идет речь, отвернулся в сторону.
– Подожди секунду, – сказал Михаил Петрович жене и зажал рукой телефон. – Ваши дела? – спросил он у Авдеева.
– Наверно.
– Что значит наверно? Отдай немедленно команду, чтобы сняли слежку за моим сыном и больше этого не делали.
– Перед посадкой в Нью-Йорке, – спокойно сказал Авдеев.
– Марина, ты меня слышишь? Все в порядке. Я думаю, что Илюша обознался, но через пару часов, когда народ проснется, я постараюсь узнать, в чем дело, и договорюсь. У него есть чем заниматься дома?
– Конечно, – уже успокаиваясь, ответила Марина.
– Ну и хорошо, пусть сегодня никуда не выходит. Я вам позвоню!
– Считаю, на этом нынешнее твое американское турне закончено, пойдем на посадку, – произнес Авдеев.
– Пойдем.
Мобильный телефон Сапожникова заиграл приятной нарастающей мелодией. На дисплее высветились цифры незнакомого номера. Авдеев машинально потянулся к телефону, зажатому в руке Сапожникова. Михаил Петрович резко отдернул руку и нажал кнопку ответа.
– Алло, Миша! Это Мотя!
От этих слов Сапожников потерял дар речи. Телефон был неплотно прислонен к уху, поэтому Авдеев услышал, кто звонит. Даже на него это произвело такое впечатление, что он застыл как столб и стоял в таком положении, не в состоянии двинуть ни рукой, ни ногой, хотя ему следовало остановить разговор и попытаться отобрать у Сапожникова трубку.
Первым в себя пришел Михаил Петрович. Он спросил:
– Откуда ты взял мой номер телефона?
– Ты мне сам его давал в прошлый приезд. Забыл?
– Да, но сейчас вспомнил. Слушаю тебя.
– Ты, насколько я понимаю, в Штатах?
– Да!
– В Хьюстоне?
– Да!
– Быстро. Ты хотел мне сообщить что-то важное?
Сапожников замялся. Авдеев отошел от оцепенения и готовился предпринять какие-то действия.
Мотя, как будто наблюдая в спрятанную где-то камеру за происходящем в аэропорту, спросил:
– Тебе не совсем удобно? Ты не один?
Сапожников опять ответил односложно:
– Да!
– Ну что же, тогда давай увидимся в ресторане гостиницы «Хилтон», расположенной в аэропорту. Я буду там через двадцать минут.
Сапожников посмотрел на Авдеева, мотающего из стороны в сторону головой так, что она вот-вот могла оторваться, и ответил:
– Хорошо!
– Папа, куда ты собираешься на ночь глядя? – спросила Софи.
– Коллега из Европы только что позвонил, сказал, что в Хьюстоне проездом, я и решил с ним встретиться.
Софи видела через окно кабинета отца, что он сам набирал номер телефона, поэтому ее очень удивила ложь отца.
«Может быть, это связано с работой? – предположила она. – Так ведь бывало и прежде при его встречах с секретными агентами», – но вслух спросила:
– А где вы так поздно будете встречаться?
– Он остановился в гостинице у аэропорта, точно не знаю в какой. Обещал мне перезвонить минут через пятнадцать. Я пока направляюсь в сторону аэропорта, а там подъеду к той гостинице, которую он мне назовет.
– А как зовут твоего коллегу? Я его не знаю? – неожиданно для себя спросила Софи.
– Свенсен. Бьорн Свенсен из Стокгольма. Может быть, ты его и видела раньше, он бывает практически на всех крупных симпозиумах.
Выглядело достаточно правдоподобно. Софи действительно довольно часто, когда ей позволяли дела, прилетала к отцу на симпозиумы, чтобы окунуться в лучи славы великого Липсица. Однако сейчас то, что называется женской интуицией, подсказывало Софи: отец не просто не хочет ей рассказывать истинную причину поездки – все это так или иначе связано с Михаилом Сапожниковым.
К тому же у Софи было гипертрофированно развито чувство предстоящего. Она порой сама удивлялась той легкости, с которой ей удавалось предугадывать шаги коллег или клиентов. Родительские же поступки девушка могла просчитывать еще легче, поэтому она ощутила фальшь в словах отца, и ее сердце с каждой минутой билось все более учащенно.
Отец, почувствовав неладное, быстро засобирался, поднял глаза на дочь, и в них Софи прочитала такую непоколебимую силу и твердость, знакомую ей с детства, что решила больше не задавать вопросов. Не имело ни малейшего смысла. Однако девушка не обижалась на отца: в научном мире упрямство Липсица было предметом шуток и анекдотов, но в семье, где царил дух взаимного уважения, принимались без обсуждений все его достоинства и недостатки.
В кабинет вошла Речел.