Книга Шестьдесят рассказов - Дино Буццати

— Да-да, должно быть, это и впрямь собака отшельника.

— Но почему же, — спросил пекарь, принужденно улыбаясь, — почему она должна быть именно собакой отшельника?

— Все совпадает, понимаешь? Не случайно она такая тощая. Сам прикинь. Несколько дней она просидела на могиле: собаки, они всегда так… Потом почувствовала голод… и вот, пожалуйста, явилась сюда.

Сапори промолчал. Пес между тем, оглядевшись по сторонам, на какое-то мгновение задержал взгляд на окне кафе, за которым сидели трое мужчин. Пекарь высморкался.

— Да, — сказал кавалер Бернардис и посмотрел на Сапори, — могу поклясться, что я ее уже видел. Видел не раз, именно возле твоего двора.

— Возможно, возможно, — отозвался пекарь. — Но я лично не помню…

Лучони с хитрой улыбочкой заметил:

— Меня хоть золотом осыпь, а такую собаку я б у себя держать не стал.

— Она что, бешеная? — испуганно спросил Бернардис. — Ты думаешь, она бешеная?

— Да какая там бешеная! Но я бы поостерегся иметь дело с собакой… с собакой, которая видела Бога!

— Как это — видела Бога?

— Разве это не собака отшельника? Разве не была она при нем, когда там что-то начинало светиться? Ведь всем же понятно, что это был за свет! А собака находилась в это время там. Скажете, она ничего не видела? Скажете, она спала? При таком-то представлении? — отчеканил он и весело рассмеялся.

— Чепуха! — возразил кавалер. — Еще неизвестно, что там светилось. При чем тут Бог? Прошлой ночью то же самое было…

— Прошлой ночью, говоришь? — переспросил Дефенденте, и в его голосе зазвучала надежда.

— Да я собственными глазами видел. Огни были не такие сильные, как прежде, но света было все же достаточно.

— Ты уверен? Именно прошлой ночью?

— Да прошлой, прошлой, черт побери! Светилось там, как всегда… Чего тут удивительного?.. — Лицо у Лучони стало и вовсе хитрющим. — Как знать, как знать, может, прошлой ночью огни светились для него?

— Для кого — для него?

— Для пса, конечно. Только на этот раз вместо Господа Бога собственной персоной из рая явился отшельник. Увидел пса на своей могиле и подумал, наверное: вот он, мой бедный пес… А потом сошел на землю и сказал собаке, что беспокоиться больше не о чем, что она уже достаточно наплакалась и теперь может идти искать себе бифштекс!

— Да что вы, это же здешняя собака! — продолжал твердить свое кавалер Бернардис. — Честное слово, я видел, как она вертелась около пекарни.

XI

Дефенденте вернулся домой в полном смятении. Вот ведь неприятность какая! Чем больше он внушает себе, что это невозможно, тем сильнее утверждается в мысли, что действительно видел собаку отшельника. Беспокоиться, конечно, нечего. Но должен ли он по-прежнему каждый день оставлять для нее хлеб? Дефенденте подумал: если перестать ее подкармливать, она снова начнет красть хлеб во дворе. Как же быть? Надавать ей пинков? Пинков собаке, которая как-никак видела Бога? Поди разберись в этом темном деле!

Не так-то все просто, как кажется. Во-первых, правда ли, что дух отшельника явился прошлой ночью собаке? И что он мог ей сказать? А вдруг он ее заколдовал? Может, собака теперь понимает человеческую речь и, как знать, не сегодня завтра сама с ним заговорит? Раз тут замешан Бог — жди чего угодно. Сколько подобных историй мы уже слышали! Он, Дефенденте, и так уже стал посмешищем; а если бы кто-нибудь узнал, какие страхи одолевают его сейчас!

Не заходя домой, Сапори заглянул в дровяной сарайчик. Хлеба, который он оставил под лавкой две недели назад, уже не было. Выходит, собака все же забегала сюда и унесла хлеб вместе с муравьями и приставшим к нему мусором?

XII

Однако на следующий день собака за хлебом не пришла; не явилась она и на третье утро. Это Дефенденте вполне устраивало. Сильвестро умер, значит, все надежды на пользу, которую можно было извлечь из дружбы с ним, рассеялись. И тем не менее, найдя в пустом сарайчике одиноко лежащий под лавкой хлебец, пекарь испытал какое-то разочарование.

Но уж совсем не по себе ему стало, когда дня через три он вновь увидел Галеоне. Собака, явно сытая, куда-то бежала по выстуженной площади, теперь она выглядела совсем не так, как тогда, когда он смотрел на нее из окна кафе. Теперь она крепко держалась на ногах, не пошатывалась и хотя была еще тощей, но не такой изможденной: уши у нее стояли торчком, а хвост закручивался кверху. Кто же ее кормит? Сапори огляделся по сторонам. Люди равнодушно проходили мимо, словно пес для них и не существовал. Перед обедом он положил, как обычно, под лавку свежеиспеченный хлеб и добавил даже кусок сыра. Собака не явилась.

С каждым днем Галеоне становился все здоровее и крепче, его длинная шерсть стала густой и блестящей, как у господских собак. Должно быть, кто-то о нем заботился, даже скорее всего не кто-то, а многие, и каждый делал это по секрету от других, в каких-то своих тайных целях. То ли им внушало страх само существо, видевшее больше, чем следовало, то ли они рассчитывали вот так, задешево, купить благословение Господне, не опасаясь, что их засмеют соседи. А может, у всего Тиса на уме было одно и то же? И каждая семья с наступлением вечера старалась под покровом темноты заманить пса к себе, задобрить его лакомым куском?

Не потому ли Галеоне больше не приходил за хлебом? Сегодня ему, наверное, уже перепало кое-что повкуснее. Но вслух об этом не говорил никто, а если случайно речь заходила об отшельнике, то все поскорее старались перевести разговор на другую тему. Когда же на улице появлялся Галеоне, люди отводили глаза, словно это просто одна из тех бродячих собак, от которых нет житья в городах и селениях на всей земле. Сапори же молча злился — как человек, первым сделавший гениальное открытие, которым завладели теперь другие, более решительные люди, чтобы извлечь из него незаслуженную выгоду.

XIII

Неизвестно, видел Галеоне Бога или не видел, но он, конечно, был не обычным псом. Почти с человеческой степенностью обходил он дома, заглядывал во дворы, лавки, кухни и стоял, бывало, неподвижно целую минуту, наблюдая за людьми. Потом тихо исчезал.

Что таилось за этой парой добрых и грустных глаз? Вполне возможно, что через них в собачью душу проник образ Всевышнего. Какой след он оставил там? И вот дрожащие руки стали тянуться к псу с кусками пирога и куриными ножками. Галеоне, уже пресыщенный, смотрел прямо в глаза, словно пытаясь угадать мысли человека. И человек, не выдержав, отводил взгляд. Бродячим и назойливым собакам в Тисе доставались лишь пинки и побои. С Галеоне такого никто бы себе не позволил.

Постепенно все стали чувствовать себя участниками своеобразного молчаливого заговора. Старые друзья заглядывали в глаза друг другу, тщетно стараясь прочесть в них признание, и каждый при этом надеялся распознать сообщника. Но кто отважился бы заговорить первым? Один лишь неустрашимый Лучони без смущения касался щекотливой темы. «Глядите-ка, глядите, вот она, наша славная псина, видевшая Бога!» — нахально возвещал он, заметив Галеоне. И, ухмыляясь, многозначительно поглядывал на присутствующих. Но остальные чаще всего делали вид, будто намеков его не понимают, с недоумением спрашивали, что он имеет в виду, и, снисходительно покачивая головой, говорили: «Да что за чепуха! Смешно даже. Бабские предрассудки!» Промолчать или, еще того хуже, поддержать выходки старшего мастера — значило скомпрометировать себя. И потому разговор пресекали какой-нибудь глупой шуткой. Только у кавалера Бернардиса всегда был один ответ: «Да при чем здесь собака отшельника? Говорю вам, это местная тварь. Она уже не первый год шатается по Тису, чуть не каждый день я вижу, как она вертится у пекарни!»