Книга Рассказы на ладони - Ясунари Кавабата
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
18 января.
[1935]
Когда Кинуко приехала навестить родителей, она вспомнила, как когда-то её невестка, жена старшего брата, отправлялась отсюда в свою горную деревню. Там был такой обычай: в последний день января все женщины, которые вышли замуж и покинули деревню, съезжались обратно. Там их угощали бобовой похлёбкой с клёцками. Эта еда издавна считалась праздничной.
«И куда ты в такой снег?» — недовольно пробормотала на прощание мать Кинуко, когда невестка взгромоздила на спину ребёнка. Когда она ушла, мать сказала: «Неужели и впрямь так ей домой хочется? Ишь, обрадовалась, словно дитя. Уже и у самой ребёнок… Пора бы ей наш дом за свой держать». — «Что ты говоришь, мама! Вот когда я выйду замуж и перееду к мужу, мне ведь тоже обратно захочется. А если нет, тебе же первой обидно будет», — ответила Кинуко.
Все мужчины ушли на фронт, и невестке пришлось работать в передвижной бригаде коневодов — они переходили из деревни в деревню и вспахивали поля. Кинуко же вышла замуж в город, тяжёлой работы она не делала, но всё равно ей чего-то не хватало. Даже сейчас, когда она вспоминала, как через занесённые снегом горы невестка поспешает к себе в деревню, ей хотелось крикнуть: «Держись!»
Через четыре года после свадьбы Кинуко приехала домой. Она проснулась от кухонной возни невестки. Горы теснили белые стены соседского дома. Воспоминания захлестнули Кинуко. Встав перед домашним алтарём, Кинуко сказала покойному отцу: «Всё хорошо, я счастлива». Потом разбудила мужа. Ещё не проснувшись, он поводил глазами по обшарпанной комнате и сказал: «Это мы у тебя дома, значит…».
Мать Кинуко с самого утра чистила яблоки и груши. Когда зять сказал, что уже, наверное, хватит, она ответила: «Ешь до отвала». Прикрикнула на детишек, которые требовали немедленного угощения. Вокруг мужа Кинуко копошились трое его крошечных племянников. Эта картина привела Кинуко в радостное умиление, что редко случалось с ней.
Держа на руках младенца Кинуко, мать вышла на улицу. «Посмотри, внучок-то у меня какой толстенький», — сказала она с гордостью кому-то из соседей.
Кинуко смотрела в спину невестке — она хотела показать письмо с фронта, которое прислал старший брат. Кинуко почувствовала на её плечах тяжесть времени и тот груз жизни, который сделал её своей в этом доме. Кинуко вздохнула с облегчением.
После того, как она приехала из Японии в Маньчжурию к своему будущему мужу, его сразу перевели на метеорологическую станцию в горах Синъань. Больше всего её удивляло то, что им приходилось платить по семь сэн за канистру воды. Вода была мутной и грязной. С содроганием она думала о том, что вот этой водой нужно будет полоскать рот и мыть рис. Через полгода простыни и нижнее бельё стали жёлтыми. А в декабре колодец промёрз до дна. Кули откуда-то притащил глыбу льда. Временами она использовала её, чтобы помыться. Времени это занимало много. Сейчас было не до излишеств. Она вспоминала о том, какое оно было, это деревенское счастье — отогреть окоченевшее тело в горячей воде. Просто какая-то несбыточная мечта! Она забиралась в воду по шею, руки и ноги чудесно белели в воде.
— Извините, водички не найдётся, может дадите немного…
Пришла соседка. В руке у неё была глиняная бутыль.
— Решила наконец свои кастрюли отмыть, не заметила, как вода и кончилась.
Сырой воды не было, но она отлила соседке из чайника.
«Скорей бы весна настала, постираться хочу. Так, чтобы не экономить. Выльешь воду на землю — и то сердце обрадуется», — сказала соседка. Так может мечтать только женщина, которая привыкла, что на её родине сколько угодно чистой воды. Она ждала весеннего таяния снега, мечтала о том, как выплеснутая из её таза вода весело уйдёт в землю. А из земли покажутся одуванчики.
В тот день, когда она пригласила соседку принять ванну, поезд с юга прибыл к ним в горы. Настало время новостей. Новостей с южного фронта.
— Ох, большая! — раздался из ванны отмякший голос соседки. И вправду, такая она и была, тогдашняя Япония — от метеорологической станции её мужа в горах Синъань и до самого неба над южными морями.
Когда она вышла из своего казённого дома на улицу, то увидела, как с ветвей лиственницы падают на землю снежинки — словно облетающая сакура у неё дома. Она подняла молодые глаза к синему морозному небу, похожему на море в Японии.
[1944]
В больнице ночь и тишина наступают рано — в половине десятого. Девушка почувствовала, что даже лекарства стали пахнуть чем-то весенним. Сегодня у неё ночное дежурство, и потому днём ей удалось выбраться в город. Расслабилась в одиночестве, вспомнила, как ехала в электричке, улыбнулась…
Какой-то мужчина держал на коленях бумажный пакет, на котором было написано: «Школьные фуражки». В поезде ехали родители с детьми. Вот в вагон вошла мамаша. Её смущённый сын в новёхонькой форме остался в тамбуре. Начинался новый учебный год.
А ещё в вагоне ехала женщина, которая сосредоточенно распутывала клубок шёлковых ниток. Там перепутались красная нитка и другая — то ли голубоватая, то ли серая — не разглядеть. Женщина перебирала пальцами по клубку и, найдя конец нити, тащила его к себе. Потом наматывала нитку на свёрнутую трубочкой старую открытку, насаженную на мизинец левой руки. Смотреть на неё было весело — так ловко она распутывала узлы. При этом красная нить сноровисто бежала к основанию мизинца, а голубая — чуть повыше. Распутает — намотает, намотает — распутает. Споро работала, клубок плясал на её коленях. Бывало, что вытаскиваемая нитка оказывалась слишком короткой, клубок падал. Но всё равно женщина сосредоточенно продолжала своё занятие — нить будто бы прирастала к пальцам. Для удобства работы женщина вытянула ноги. В какой-то момент девушка уселась точно так же — смотреть на женщину было удовольствием.
Наверное, женщина достала этот старый клубок, потому что сейчас даже ниток не купишь. Скорее всего, она и раньше рукодельничала. Довоенная женщина. Уголки глаз чуть вздёрнуты. Сходя с поезда, сложила нитки в широкий рукав кимоно. На лице — лёгкая усталость. Обычная женщина. Крепко за сорок.
Было как-то странно, что на ночном дежурстве девушка вспоминала об этой женщине с таким удовольствием. Сейчас она села писать обстоятельное письмо родителям в деревню.
«Извините, но там ребёнок что-то нехорошее проглотил. Откройте, пожалуйста, рентгеновский кабинет. Техника я уже вызвала», — сказала с некоторым вызовом сестра из отделения отоларингологии.
— Сейчас.
— Будьте добры.
Теперь сестра подошла ближе, говорила тише.
Девушка взяла ключи. Лампы в коридоре едва светились.
Она открыла тяжеленную дверь рентгеновского кабинета. Из темноты на неё надвинулся аппарат. Она стала шарить по стене, включила свет. Тут же послышались звуки приближающихся шагов. Вошли техник, врач и сестра с трехгодовалым ребёнком на руках. Вот он, наверное, и есть пациент. Родители мальчика были тут же.
