Книга Белая гардения - Белинда Александра
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Поверь, — сказал он. — Настанет день, когда ты будешь рада, что не носишь фамилию мужа.
Мне на самом деле хотелось освободиться от нее.
— А чем ты занималась в Шанхае? — поинтересовалась Нина.
Немного помолчав, я ответила:
— Работала гувернанткой. При детях американского дипломата.
— Неплохая одежда для гувернантки, — заметила Галина, которая сидела на полу, поджав под себя ноги и наблюдая, как я распаковываю вещи. Она прикоснулась к зеленому чонсэму, краешек которого выглядывал из чемодана. Заправляя края простыни под матрац, я обронила:
— В мои обязанности также входило помогать встречать гостей.
Но, судя по совершенно невинному выражению лица Галины, за ее замечанием не стояло никакого подвоха. Остальные девушки тоже ничего не заподозрили, скорее были восхищены, Я запустила руки в чемодан и, достав платье, только сейчас заметила, что Мэй Линь, оказывается, зашила рукав.
— Бери его себе, — сказала я Галине. — Я все равно из него уже выросла.
Галина вскочила, приложила платье к груди и засмеялась. Я с отвращением посмотрела на разрезы по бокам. Такие сексуальные платья гувернантки не носят. Даже те, которые «встречают гостей».
— Нет, я слишком толстая для него, — сказала она, возвращая платье. — Но спасибо за предложение.
Я протянула платье двум другим девушкам, но те захихикали.
— Для нас оно слишком красивое, — качая головой, произнесла Нина.
Позже, когда мы шли в столовую, Людмила сжала мой локоть.
— Не грусти, — шепнула она. — Поначалу всем тяжело. Когда ты увидишь пляж и мальчиков, настроение у тебя тут же поднимется.
Но добрые слова заставили меня презирать себя еще сильнее. Она думала, что я такая же, как они, молодая беззаботная женщина. Могла ли я признаться им, что со своей молодостью я давно распрощалась? Что ее отнял у меня Шанхай?
Столовая нашего сектора представляла собой большой открытый навес, освещенный тремя лампочками по двадцать нить ватт. В их тусклом свете я разглядела с дюжину длинных столов. Нам подали вареные макароны и мясное рагу на оловянных тарелках. Пока мои попутчики по плаванию недовольно ковыряли еду, те, кто приехал на Тубабао раньше, уже вытирали тарелки кусочками хлеба. Какой-то старик сплюнул прямо на песчаный пол.
Заметив, что я ничего не ем, Галина сунула мне банку сардин.
— Добавь их к макаронам, — сказала она. — Для вкуса.
Людмила подтолкнула Нину локтем.
— Похоже, Аня шокирована.
— Аня, — обратилась ко мне Нина, приглаживая свои волосы, — скоро ты будешь выглядеть так же, как мы. Загоришь, полосы начнут виться. Ты станешь настоящей аборигенкой Тубабао.
На следующее утро я проснулась поздно. В палатке было жарко и пахло жжеными тряпками. Галины, Людмилы и Нины не было. Неубранные кровати еще сохраняли тепло их тел. Интересно, куда они могли пойти, подумала я, глядя на смятые покрывала. Но тишина была мне приятна. Мне не хотелось рассказывать о себе, отвечать на любопытные вопросы. Они, конечно, девушки милые и добрые, но между нами была огромная разница. Их семьи жили тут же, на острове, а я была совсем одна. У Нины, например, было семь братьев и сестер, у меня ни одного близкого человека. Будучи девицами на выданье, они наверное, мечтали о первом поцелуе, а меня, несмотря на мои семнадцать лет, уже бросил муж.
Под стену палатки юркнула ящерица. Она пряталась от птицы, которая осталась снаружи. Ящерица облизала выпученные глазки и несколько раз пробежала совсем близко от птицы, к. и, будто специально дразнила ее, подстегивая охотничий инстинкт. Мне была видна тень преследовательницы; птица хлопала крыльями и бессильно била в ткань клювом, все еще надеясь поймать увертливую ящерицу. Я откинула одеяло и села на край кровати.
Деревянный ящик, стоявший у центральной подпорки, служил туалетным столиком общественного пользования. Среди бус и разнообразных щеток я увидела маленькое ручное зеркальце с нарисованным китайским драконом с тыльной стороны Я взяла зеркальце и рассмотрела свою щеку. При ярком свете сыпь казалась еще более красной. Какое-то время я не отрывалась от зеркала, пытаясь привыкнуть к своему новому лицу. Мне стало страшно. Я выглядела уродливой, глаза казались маленькими и жестокими.
Ударом ноги я открыла свой чемодан. Единственное легкое платье, которое я привезла, было слишком элегантным для пляжа — итальянский шелк с отделкой из стекляруса. Придется надеть его.
В палатках, которые я проходила, направляясь к начальнику сектора, было полно людей. Кто-то отсыпался после ночного дежурства или после знакомства с «Сан Мигелем», популярным местным напитком. Кто-то мыл посуду или сидел в кресле-качалке у входа в свою палатку, читая книгу. Некоторые просто болтали с соседями. Все это напоминало воскресный пикник за городом. Молодые мужчины с коричневым загаром и ясными глазами провожали меня пристальным взглядом.
Я шла, высоко подняв голову, чтобы все видели рану на щеке и поняли, что ко мне лучше не приближаться.
Начальник сектора работал в ниссеновском бараке[9]с бетонным молом и выцветшими портретами царя и царицы над входом. Перед тем как войти, я постучала в закрытую москитной сеткой дверь.
— Входите, — раздался голос.
Я вступила в полумрак. Глазам понадобилось какое-то время, чтобы привыкнуть к темноте. Я различила только раскладушку у двери да окно в стене напротив. Воздух был насыщен запахом средства от насекомых и автомобильной смазки.
— Осторожнее, — произнес голос.
Я вздрогнула и повернулась в ту сторону, откуда он прозвучал. И бараке было очень жарко, но все же прохладнее, чем в моей палатке. Сгусток темноты постепенно приобрел очертания мужской фигуры. Начальник сектора сидел за письменным сточим; маленькая лампа испускала лучик света, но его лицо оставалось в тени. Судя по силуэту, это был мускулистый мужчина с широкими плечами. Склонившись над столом, он напряженно что-то изучал. Я двинулась к нему, переступая через куски проволоки, разбросанные по полу болты, веревки и резиновые автомобильные покрышки. С отверткой в руке он чинил электрический трансформатор. Я заметила, что ногти у него были грязные и неровные, но коричневая от загара кожа гладкая и здоровая.
— Опаздываете, Анна Викторовна, — сказал он. — День уже начался.
— Я знаю. Извините.
— Вы уже не в Шанхае, — добавил он, движением головы предлагая мне сесть на табурет, стоящий напротив него.
— Знаю, — повторила я, пытаясь рассмотреть его лицо. Одни ко мне было видно только мощную челюсть и плотно сжатые губы мужчины.