Книга Русский ад. На пути к преисподней - Андрей Караулов

Ты смотри: немцы после войны… что те, что эти… они ж свой шнапс не в России, не у Никиты Сергеевича покупали, хотя в России он был лучше, а себестоимость спирта — четырнадцать копеек литр! Нет, дорогой: они свое производство поднимали! А в России водка — это ж… вторая национальная валюта!

Я вот, — Акоп помедлил… — я Андропова не уважаю. Он меня притеснял. Он здорово меня притеснял! Но ты послушай, Гайдар: Андропов и его псы гонялись за мной по всей Московской области не потому, что у меня была плохая водка, — верно? А потому что свою водку, государственную, он продать не мог, она вторым эшелоном шла, я ему цену сбивал! Аты, Гайдар, решил… похоже… вообще с Россией не связываться, так я вижу… — тогда на кой черт, Гайдар, ты нам сдался? Получили правительство! Спирт «Роял» без акциза как высшая победа демократии! Сколько им народу потравится — о! А интеллигенция твоя, парень, просто… партия дураков, вот что я говорю! Просрут Россию — и не заметят!..

Алешке показалось, что Акоп как бы составляет план его будущей статьи.

— Руцкому передай — не поеду. С радостью, мол, но не сейчас. Знаешь, почему? Вон, курская газетка лежит, возьми, да? 29 марта. Видишь? 90-й год. Читай! Вслух читай!

Алешка развернул мятую «районку». Город Железногорск, Курская область. На первой полосе — выступление Руцкого в местном райкоме партии. Заметка была расчеркана красным фломастером, а один абзац выделен в жирный квадрат.

— Читай!

— «Я — русский полковник, мне стыдно за этих демократов. Я был на митинге в Лужниках и посмотрел, какое хамство со стороны Афанасьева, Ельцина. Они и на Владимира Ильича руку подняли! Они, эти подонки, рвутся возглавлять российское правительство…»

— Вот, парень… — Акоп раскраснелся и совершенно по-детски смотрел на Алешку, — Руцкой, ты говоришь, мастер… — да? Какой он мастер, что с тобой?! Неблагодарный нищий, вот он кто!.. Я ему понадобился, скажите пожалуйста!..

— Интересно, Ельцин куда смотрит?.. — протянул Алешка.

— Ельцин? Сердца у него не хватает, парень, — сердца!

— А вы… мафия, Яков Борисович? — вдруг спросил Алешка. Если у него рождались какие-то вопросы, он уже сам не понимал, зачем он их задает.

— Некультурный ты, — засмеялся Акоп. — Большой бизнес, любой большой бизнес, это, парень, всегда… хорошая компания, потому что такой бизнес не делается в одиночку. А у меня нет большого бизнеса. Поэтому я — одиночка. Видишь, в лесу живу? Ты пойми: если б не мафия, рубль в России давно бы грохнулся, сейчас только мафия рубль держит…

— То есть Ельцин… — Алешка решил поменять тему разговора, — Ельцин, Яков Борисович, будет несчастьем России, так… выходит?

— Не знаю я, парень. Он с Урала, да? Урал это уже не Европа, но еще и не Азия. Он из двух половинок, этот Ельцин. Если в нем европеец победит — одно. А если победит азиат… — впрочем, чего гадать, это будет ясно знаешь как быстро…

15

Ближе к ночи она вдруг ощутила непонятную тревогу. Странно, конечно: сколько лет они уже вместе, целая жизнь, но она всегда нервничала, если не знала, что с ним происходит, где он сейчас, как он себя чувствует и как он провел день.

На самом деле она была ужасно требовательна и капризна, она всегда хотела знать абсолютно все, ей казалось, что это ее долг.

Долг! В Ставрополе, когда он вдруг начал пить, ей показалось, что у него нет и не может быть будущего. Она не все понимала в его делах, но ее, умную, строгую женщину, трудно было обмануть; она прекрасно видела, знала, что как руководитель он слаб, что он — человек без профессии…

Сосед Медунов из Краснодара звал его Чичиковым. Послушайте, товарищи: агрокомплекс, который придумал Михаил Сергеевич, действительно был создан на голом месте, из его, Горбачева, мечтаний, но он же возник, возник… Да: соседи всегда завидуют! И пил Михаил Сергеевич еще и потому, что он всей душой ненавидел сельское хозяйство, то есть свою работу. Ну что ему, первому секретарю крайкома, с его красноречием и размахом, эти вечно пьяные мужики и бабы, эти казаки, похожие на ряженых, эта грязь и этот навоз!

Господи, как же она хотела в Москву… Она хотела в Москву больше, чем все чеховские сестры, вместе взятые! А еще она очень хотела ездить по миру, по планете, но не так, как она и Михаил Сергеевич побывали однажды на отдыхе в Болгарии, а так, как ездила по миру Жаклин Кеннеди!

Образ первой леди Америки, ставшей символом нации, не давал ей покоя. А как в Париже Жаклин принимал де Голль! Французы (французы!) сходили по ней с ума! Здесь, в Ставрополе, среди этой пыли, среди этого солнца и серых, выжженных улиц, Раиса Максимовна была самой счастливой и самой несчастной женщиной — счастливой, потому что она была женой и лучшим другом первого секретаря крайкома партии, «половиной первого», как говорили в народе, и — несчастной, потому что в Ставрополье нет и не было жизни.

И надо же, повезло: помер Федор Давыдович Кулаков, 60-летний здоровяк, секретарь ЦК по сельскому хозяйству. Леонид Ильич лично позвонил, сам пригласил Михаила Сергеевича в Москву, в секретари ЦК, в Кремль, — руководить сельским хозяйством страны.

Самое главное — молчать. Не лезть в политику. Агрокомплекс — и все тут…

Свежесть обязательно клеймится начальством.

Она постаралась: Горбачев стал самым незаметным человеком в Кремле. Потом — самым незаметным членом Политбюро ЦК КПСС.

Как все-таки она умна!

Курить, курить, ужасно хотелось курить… Если Раиса Максимовна нервничала, ей всегда хотелось курить, но как, как тут закуришь, если она почти не бывает одна, — как?

Никто, кроме Михаила Сергеевича (даже Ира, дочь) никто не знал, что она курит.

На людях она всегда держалась по-царски. Ей казалось — как Клеопатра. У нее были представления о Клеопатре!

Провинция, конечно, давала себя знать, но она боролась со «ставропольским следом» в себе — как умела. Ей хотелось, чтобы она была человеком с тайной. Там, где тайна, там недоступность. На приемах и встречах (ее день был заполнен встречами) она старалась, как могла, никогда не покидать общество, даже на минуту, ибо ее отсутствие сразу ощущалось, но если нужда побеждала, она выходила в туалетную комнату и быстренько делала одну-две затяжки, обязательно.

В ее сумочке кроме «Жэ-о-зэ» всегда была «Шанель № 5», отгонявшая любой, даже самый отвратительный запах.

Госсекретарь Америки Шульц, обаятельный еврей с немецкой фамилией, намекнул в интервью, что Михаил Сергеевич сделал Соединенным Штатам такие уступки по ракетам, о которых в Вашингтоне и мечтать не могли.

Какая подлая брехня! Получается, что министра Громыко, его вечное «Нет!» американцы уважали больше, чем грандиозное стремление Михаила Сергеевича вернуть страну, Советский Союз, в мир!